«Мне бы кричать об этом на каждом углу. Пришить на их рубашки таблички: „Батрацкий сын. Не трогать. Никому не опасен“. Чтобы все они – Иголки, и Ортрун Фретка, и хаггедское царское семейство, и Отто, и Корсахи, и остальные – знали, что мои дети не играют в политику».
Только поздно уже об этом сожалеть: она прикатилась и накрыла его с головой, зловонная волна измен, убийств и предательств. Попробуй-ка теперь, мастер Алеш из Тарды, отомсти тысячелетней истории.
Или поймай за хвост поэтический образ. Или вычисли человека, который додумался взять псевдоним.
Стельга звала их «Рубен» и «Бакфарк»: черноволосый красавец с голубыми глазами и бородатый невзрачный коротышка. Волосы можно выкрасить, бороду можно сбрить. Можно продолжать эту мысль дальше. А можно ни о чем не думать и лечь спать.
Алеш так и поступил бы, наверное, не покажись Фабек на пороге его кабинета.
Он попросил разрешения войти. Оно никогда ему прежде не требовалось. Алеш усадил подмастерья на кушетку и потрогал лоб. Все-таки показалось. Стало совсем неуютно. Алеш вспомнил, что надо бы выразить соболезнования, и пробормотал дежурный вопрос про жизнь.
Фабек только того и ждал.
– Да тяжко, мастер, – со вздохом признался он. – Девчонки с кухни все щиплют младшую и проходу ей не дают. Я слышал, про маму шепчутся, что она была… ну, плохая. Сестра говорит, надо ехать в Жильму к тетушке. Насовсем. Но вы только скажите, мастер, и я останусь.
Мальчику недавно стукнуло десять лет, и внешне он очень походил на мать. Конрад и Лотар тоже были похожи на мать. По вине Стельги им уже никогда не исполнится десять.
– Уезжай, – сказал Алеш. – Не бросай сестер.
«Не взрослей у меня на глазах. Я не выдержу».
Фабек долго молчал, прежде чем уйти. Он надеялся на другой ответ. Алеш надеялся, что ночью тихо умрет во сне. Их обоих постигло разочарование.
Утром – то есть уже за полдень, потому что Алеш внезапно все на свете проспал, – заходил понурый Венцель Лисенок. Он принес с собой две наполненные кружки, и от него издалека несло брагой. Алеш всерьез смутился.
– Венцель, я…
Лисенок замотал головой и прижал одну из кружек к груди: теперь стало заметно, что в них разные напитки.
– Это мне, – сказал он. – Тебе вот, простая с медом. Я помню, что ты не пьешь.
Беглый осмотр с порога ничего не дал, поэтому Алеш предложил другу сесть и спросил напрямую:
– У тебя что-то случилось?
– Ага.
«Похоже, нечто посерьезнее приступа икоты».
– Я вчера женился на Норе Остраве.
Алеш поперхнулся.
– Не говори, что ты всерьез воспринял мой совет.
– Нет, – протянул Лисенок, сделав большой глоток, – просто она была очень… э-э… убедительна.
«Вот мерзавка».
– Ты был пьян?
– Немного.
– Это вообще законно?
– Нас поженил господин Яспер, так что законнее некуда.
– Ясно. – Алеш почесал затылок. – Тогда поздравляю, наверное.
– Спасибо, – вздохнул Лисенок. – Наверное.
И он ушел, оставив на столе недопитую брагу.
«Бедный, несчастный Венцель. Честность однажды его погубит».
Из того, что Алеш знал об официальном правосудии, следовало, что ты либо хороший стряпчий, либо хороший человек.
Работы у Алеша не было. Все, видимо, в одночасье решили правильно питаться и стали здоровы как быки. И десна у Еника зажила, конечно. Он страшно обрадовался, когда Алеш разрешил снова грызть жженый сахар, и спросил с надеждой:
– Теперь мне можно в Тарду?
Алеш дыхнул на маленькое зеркало и, протирая его, пожал плечами.
– Да, поезжай. Стой, зачем тебе в Тарду?
– Помнишь Бланку, меньшую дочку управляющего?
Алешу пришлось поднапрячься.
– Такая светленькая, с оттопыренными ушами?
– Уши как уши. Ну, в общем, да, ее.
– Хм. И что с ней?
– Отец хочет выдать ее замуж.
– Имеет право, ты-то здесь при чем? – спросил Алеш и увидел, как круглое лицо брата мгновенно залилось краской. – Еник!
– Что? У меня есть деньги!
«Ах, так вот для чего они нужны».
– Как ты вообще вспомнил об этой девчонке? Мы ведь не были в Тарде много лет.
– Я о ней и не забывал. Переписывались иногда.
– Кто начал?
– Я.
– Ну конечно. А мне почему не сказал?
– Извини, – стушевался Еник, – не хотел тебя беспокоить.
Алеш покачал головой и раскрыл объятия. Брат стиснул ему ребра изо всех сил.
– Я рад за тебя, – сказал Алеш. «Это ложь». – Хорошо, когда семья становится больше. – «Это лишнее». – Поезжай, привези ее сюда, я вас поженю. – «Это я могу сделать, по крайней мере». – Может, даже владыка почтит присутствием церемонию. Он любит свадьбы. Его собственная была невеселой.
Еник бодро закивал и улыбнулся, как человек, который только что исполнил заветное желание.
«Такое простое желание – жениться на любимой женщине. Я его очень хорошо понимаю».
– Наверное, привезу Бланку сразу в Бронт, – обронил брат, засобиравшись.
– Почему?
– Владыка сказал, что скоро поедем. Надо к сейму готовиться.
– Еще рано, – в растерянности пробормотал Алеш. – Рано. Мы всегда уезжаем к осени.
«Мы не можем уехать раньше, чем на курганах взойдет трава».
– Ты куда? – удивился Еник, наблюдая, как решительно Алеш натягивает куртку.
– Он в кабинете?
– Наверное.
Поторопив брата и заперев дверь, Алеш помчался по коридорам к лестнице, которая ему недавно снилась. По пути он отмахнулся от вопроса и запаха мастера Дитмара, чуть не сбил с ног батрачку с кухни, осторожно несущую поднос с водянистым супом, и у площадки возле ступенек столкнулся лицом к лицу с Норой Остравой, женой его лучшего – единственного, наверное – друга.
«Значит, там Лукия. Но это ее проблемы».
Нора изогнула бровь и собралась открыть рот. Алеш, не сбавляя шагу, обошел ее полукругом и взбежал по лестнице. Дверь оказалась прикрыта, но не заперта. Он уже на подходе различил женский голос:
– …не станет, скорее всего. Ты уже думал о том, что делать дальше?
– Есть предложения? – поинтересовался владыка.
– Можно жениться снова, – сказала Лукия и ухом не повела, когда Алеш появился на пороге.
«Да перестань. Все ты видишь. Ты через стену каменную должна меня чувствовать».
Господин Тильбе стоял спиной к двери и разглядывал что-то за окном.
– Не вижу никакого смысла, – произнес он, потерев плечо. – И, если честно, не хочу.
– Мне надо поговорить с тобой, – вмешался Алеш. – Срочно.
Отто обернулся. На короткий миг лицо его вытянулось от удивления. Однако он быстро собрался и сделал вежливый жест, обращаясь к Лукии:
– Будьте добры, госпожа.
Она – ко