Понятно, что для Томми места за столом не нашлось — да и в самом начале он скользнул куда-то к стене, а потом ушел в сторону кухни, убедительно гремя чайником и столовыми приборами. Вышел эдакий камердинер, сервирующий стол.
— Видел бы ты этого добряка в деле… — Передернуло Томми. — Славно, что он меня не узнал. Ч-черт, хорошо, что и знать не должен.
— У вас же легальный бизнес, Томми?
— Легальный. Ему меня прихлопнуть — даже не заметит.
— Да с чего бы?..
— С того, что я владелец борделя, Генри, и нахожусь в одном доме с его…
— Не родственница, нет. — Перебил я. — Точно говорю.
— Так какого черта он приперся⁈
— Ты же слышал — это подруга его дочери. Заехал повидаться.
— Нет, никакие деньги не стоят таких напрягов, Генри. Лучше бы ты дал меня посадить. Я бы вышел, невелика вина — попытаться дать на лапу. И мы бы сделали дело с этими гастролями. А сейчас…
— А сейчас придется, — спокойно констатировал я. — Ты же слышал разговор за столом.
— Я? Я ничего не слышал! Я ничего не знаю! Я вообще — завтра же уезжаю в длительную командировку! — Не выдержали его нервы.
— И как отреагирует Лэсс, если дочка пожалуется, как обошлись с ее подругой? Она ведь хотела петь на сцене — ей пообещали это. А я заверил, что привлек к этому делу самых толковых парней.
— Я — глубокий старик! Я — пенсионер! У меня сердце!
— Сердце, легкие, печень и все остальное, что могут вырезать и вам же скормить.
— Это жестоко, Генри.
— Зато будут деньги. Меньше, чем хотелось бы, но будут.
— Она — любовница мистера Лэсса? — С тоской покосился Томми на дом.
Правда, смотреть ему бы лучше в сторону подвала — где и просидела Кейт, пока ее полная иллюзия развлекала гостей в холле. Ну не с ее же сотнями футов стального тела носиться в гостиной — там пол не выдержит. Пришлось идти на такой шаг.
Говорит, вымоталась и устала — хотя, скорее, это даже не нервное, а результат контакта с Хтонью. Настолько плотной инсценировки — визуально видимой талантом как переливы золотисто-фиолетового облака, накрывшего весь первый этаж — я еще не помню. В этот раз гостям не смогли бы помочь ни камеры, ни иная бездушная техника: Хтонь наполнила эту реальность — реальностью собственной, твердой, плотной, ощутимой и зримой, но для этого без церемоний черпала весь набранный опыт, всю память из разума девчонки. Фактически, Хтонь и побывала ею — а будь у нее хоть какие-то амбиции и желания, кроме как вкусно жрать и получить порцию одобрения, то могла таковой и остаться. И никто — кроме меня — уже никогда не вспомнил про стальное насекомое в подвале, которое звалось бы таким же именем.
В общем, надо радоваться, что Хтонь добрая. Иначе в мир вышло бы такое чудовище, что ой — идеальный хищник, способный жить тысячами жизней.
— Генри?
— А?.. Нет. Не любовница.
— Тогда чья она дочь?
— Шефа внутреннего контроля. — Приоткрыл я карты. — Это тот, с военной выправкой. Мистер О'Хилли.
— Час от часу не легче… — Тоскливо вздохнул он.
— Этот вас чем пугает?
— Да ничем. Прекраснейший человек. Просто ходит возвышенный по улицам, а потом р-раз — и исчез. Ни крови, ничего, только заметка в вестнике, что «Такой-то и такой-то нарушил правила города и был исключен из списков граждан», а потом в другой газетке, с меньшим тиражом, появляется его талант в продаже с аукциона.
— Не такой и честный был тот возвышенный, а?
— Может, и не такой, — буркнул Томми. — Но кто-то отделывается штрафом, а кто-то пропадает.
— Значит, ему вы сможете отказать, ведь так? — Усмехнулся я. — Пусть его дочка погрустит, отец ничего не сделает честному человеку.
— Генри, прекрати! Черт… Сколько концертов ей будет достаточно?
— Одного-двух, думаю, — пожал я плечами. — Это же спонтанное увлечение. Я же говорил — она немая. Ее голос — мой талант.
— Ты говорил за нее весь вечер? — Покосился он. — Выходило ловко…
— Она говорила, я улучшал. — Выкрутился я. — Не до конца немая, дефект речи из-за эволюции.
— А если ей понравится? — Уже принял реальность Томми и грустил.
— Тогда папа купит ей красивый голос. Или не очень красивый — на что денег хватит… Томми, это моя договоренность — за вашу свободу и мое спокойствие. Вы же не решили, что я согласился работать на них вечно?
— Нет, ну если так… — Приободрился он.
— Постарайтесь проявить себя в лучшем виде, и, может быть, мистер Коэн все-таки узнает ваше имя. С хорошей стороны.
— Не дай бог, Генри. С плохой, с хорошей стороны — не дай бог. — Суетливо перекрестился он, зажимая сигарету в зубах. — Я маленький человек, мне это ни к чему.
— Тогда просто не злите его.
— Ох я и влетел… — Протер он широкий лоб рукавом. — Если что — я работаю на тебя, Генри. Ты меня нанял. Я сам — ничего не делаю, никуда не рвался!
— Сделайте хорошо, и вернемся к старой теме. Я и сам не рад, — тут только глубоко вздохнуть.
Потому что поздно что-то переигрывать. Мистер Лесс весьма интересовался, какого черта Кейт делает у меня дома — пусть и в мягких, обходительных томах. Девочка совершеннолетняя, взрослая, но совсем непонятно, с чего бы ей в первый же день уезжать в чужой дом одаренного-десятки. Нет ли тут ментального контроля, который в городе под строгим запретом?..
Собственно, один из приборчиков уже показал, что ментального контроля нет — но свои сомнения Лесс выразил недвусмысленно. В его времена молодая леди не могла жить в доме чужого мужчины, будучи не помолвленной. «Впрочем, эти новые веяния…»
Мы с О'Хилли столь же мягко указали, что «Кейт у меня наблюдается» на тот самый «всякий случай», как у врача. Не на въезде в город же мне оставаться — это просто бестактно, запирать меня там. Да и не смогли бы — О'Хилли вполне конкретно указал взглядом на красную нашивку на моей груди.
Ну а Кейт выступила с радостной новостью, что скоро будет петь на сцене. Чем доставила крайне яркие эмоции своему отцу и мне.
О'Хилли — крепкий человек, виду не подал, просто кивнул. Я же улыбался и медленно считал до ста. Я им тут помогаю, а мне снова якорь на шею на неопределенный срок…
Не сорваться помог только жирный намек от О'Хилли, как же дорого обошлись мои услуги. Очень дорого — и «если бы не старинная дружба с отцом, Генри вряд ли бы