Зартан сокрушённо покачал головой, словно вспоминая собственный позор.
— Почему ты не сказал прямо? — спросил я.
— Там? При всех? — он поднял на меня глаза, блеснувшие сарказмом. — Заявить вслух, что их герцог… что-то вроде колдуна? Да ты бы первый отрубил мне голову. Странно, что Привратник называет тебя Охотником. Со стороны ты скорее похож на палача.
Он снова хихикнул — и тут же сдавленно застонал, пытаясь распрямить хотя бы одну ногу. Верёвки не давали.
— Что он ещё рассказал обо мне? — спросил я небрежно.
Я налил вина во второй кубок и поставил так, чтобы он видел. Намёк он понял. Губы облизнул — но головой мотнул, отвёл взгляд.
— Я помню, как он говорил… но это же Привратник. Он никогда ничего не говорит прямо. Он намекает, он снится, он отбрасывает тени слов. И если даже говорит — это сон, а сны трудно удержать в памяти. Единственное, что я понял наверняка — он хочет восстановить Империю.
Зартан вздохнул — длинно, устало.
— И то… я понял это только потому, что он навещает меня почти каждую неделю. Во снах. Всегда во снах.
— Как он выглядит? — спросил я. Хотел сравнить со своими… видениями? Снами? И вдруг понял, что мои воспоминания — на удивление мутны. Я отчётливо помнил старика в лодке, Пана… но Привратника — того, кого Зартан так метко назвал — лишь смазанную фигуру. В белом? Или красном?
Забыл. Неважно.
Мне вдруг стало чуть стыдно за своё поведение. Не знаю, почему. Возможно, потому что Зартан воспринимал происходящее как должное. Более того — он, похоже, был благодарен за мою сдержанность.
Впрочем, так оно и должно быть.
В последний раз, когда мы встречались, он сидел в подземелье, привязанный к стулу. Потому что его нельзя было убить — только запереть.
И он ел людей.
И хотел съесть меня.
И убил Рудо, кстати. Я, честно говоря, тогда сам хотел его убить. Я подавил в себе некстати вспыхнувшую жалость к Зартану и внимательно всмотрелся в его лицо.
Мне нужно от этого человека… много.
Его секреты.
Его знания.
Его умения — вон как ловко он усилил иллюзию Университета.
Его понимание магии, этой, что стёрта и забыта.
И главное — знание о Кузне Душ.
Но повода доверять он мне пока не давал. А поводов не доверять… Кроме того, что он ел людей? Хм. И всё же — он говорил искренне. Не таясь. Всё, что не касалось важного, он выдавал охотно. О том, как вселился в бедолагу, как шёл искать меня… и как в последний момент передумал.
— Я ожидаю, — сказал Зартан, — что вы, герцог Караэна, спросите о том, что нынче называют Древней Империей. И, пожалуй, я могу указать вам путь… к тому, что сегодня зовут арсеналом.
Я поднял бровь. По-прежнему ни слова о Кузне Душ. Определённо, этот человек говорит многое, но не всё.
Но предложение было хорошим.
Тем более — я помню, как во мне изредка всплывали знания о Древней Империи. Будто озарения. Так что я смогу хотя бы отчасти проверить его ложь.
— Расскажи, — кивнул я.
Зартан с надеждой посмотрел на меня.
— Может… прикажете принести стул? Так мне будет удобнее.
Вторая просьба за всё время.
— Возможно, позже, — пообещал я.
Он тяжело выдохнул, взглянул на второй кубок — тот самый, который я поставил рядом как приманку. Снова вздохнул — глубже, смиреннее — и начал говорить.
— Всё началось очень давно, — сказал Зартан, ровно, почти рассеянно, будто рассказывал не тайну, а погоду. — В мире, который называют Серединным. Или Перекрёстком. Его символ — крест, если помнишь. Наш мир. Там, где мы, люди, были созданы.
Он говорил, как старый учёный, вспоминая лекцию, которую читал тысячу лет назад.
— Его назвали так потому, что из него есть путь сразу в несколько миров. Но главное — он стоит на границе между нижними и высшими. Нижние полны чудовищ и ужаса. Высшие — красоты и счастья. Хотя, признаться, это деление весьма условно. Владыки считают высшими те миры, где их желания воплощаются в материю без усилий. А те, где желания перестают становиться реальными, они записывают в низшие. Что насчёт ужасов… — он криво усмехнулся. — Для людей и там и там есть чего бояться.
Он поднял глаза на Магна.
— Этот мир, в котором мы сейчас, часто называют Бездной. Магия здесь работает плохо. Будто она связана скорее с памятью, чем с желанием. А у Владык с памятью… очень плохо.
Магн вспомнил Пана — и кивнул.
— Владыки попали сюда в наказание. Проиграли войну другим Владыкам и были низвергнуты. Так гласили слухи, что передавались людьми из поколения в поколение. Лишь Япет однажды сказал вскользь, что они не изгнанники, а непокорённые. Вот так, из оговорок, и складывается наша история.
Зартан вздохнул.
— Впрочем, меня это мало интересовало. Я был тем, на ком держалось почти всё. То, что вы зовёте Империей, не было ею. Это были дворцы. Множество дворцов, рассыпанных по полуострову, который вы теперь зовёте Регентством.
Он сказал это без гордости — скорее с равнодушной точностью человека, который видел, как поднимаются и рушатся эпохи.
— Когда я жил, за северными горами были лишь кучки одичавших дикарей. То, что теперь там якобы Железная Империя, — смешно. А там, где у вас Королевство, были лишь несколько пустующих дворцов. Круг Фей… Сначала я думал, что это выжившие Владыки. Но нет. Никто не уцелел. Кроме Пана и… возможно, ещё некоторых.
Я вспомнил развалины с Владыкой на пути к Кузне Душ, но промолчал.
— Владыки часто были жестоки, — продолжил Зартан. — Но это жестокость детей. Их можно было уговорить, отвлечь… но не всех. Нрав Владыки отражается в его облике. Если он похож на человека, как Япет, — почти наверняка он добр к людям. И рядом с ним мало что угрожает.
Нехорошая тень скользнула по его лицу.
— Но были и другие. Один выглядел как бронзовый бык. Он любил страх. Его изгнали под землю — ещё до моего рождения. Говорили, что он создал особых людей, похожих на быков. В качестве своих стражей. И тех, кто внушает ужас. Я видел их черепа.
Он помолчал.
— Был и другой