В одной из квартир на третьем этаже, где, казалось, уже всё проверено, уже всё зачищено, уже всё мертво, вдруг — как гром среди ясного неба — полыхнула очередь. Пули со свистом врезались в бетон над головой Андрея, осыпая его лицо осколками пыли и щебня. Он не ответил сразу — не потому, что испугался, а потому что знал главное.
За каждым выстрелом врага может стоять не только автомат, но и ребёнок, привязанный к ноге боевика. Он прижался к стене, подал знак рукой — и только после того, как разведчик подтвердил: в комнате — только боевик, без заложников, — Батя метнул в проём двери шумовую гранату, чтобы оглушить, а следом — осколочную, чтобы уничтожить. Два коротких выстрела — и тишина, тяжёлая, как гробовая плита.
Самым тяжёлым стал переход между двумя домами — узкий, открытый коридор, простреливаемый снайпером с крыши соседнего здания. Пройти его — значит стать мишенью. Вызвать огонь на себя — значит рискнуть жизнью, но это был единственный способ не подставить под пули случайных прохожих, которые могли выйти из подвала в любой момент. Шмель отработал — аккуратно, без излишеств, только по подтверждённой позиции, только по цели, за которой не было людей.
Спустя три часа квартал замолчал. Не от страха — от освобождения. Среди руин, среди обломков, среди пепла и крови сидели измученные, но живые бойцы. Они передавали друг другу флягу с водой, молча смотрели на закопчённые стены, на разбитые окна, за которыми когда-то жили семьи, мечтали, смеялись, плакали.
Андрей смотрел на руины и думал: его место теперь здесь — не за операционным столом, где он когда-то спасал жизни скальпелем и ниткой, а в этом аду, где каждый шаг — выбор между жизнью врага и жизнью невинного, где каждое решение — это бремя, которое не сбросить ни в бою, ни во сне.
Поэтому они шли в ближний бой — не ради славы, не ради мести, а ради того, чтобы защитить не только землю, но и человека на этой земле. Потому что защищать — значит не только воевать, но и беречь, даже если для этого приходится идти сквозь ад, держа в руках не только автомат, но и совесть.
* * *
Пошло минут двадцать, как Микола отдал приказ, БМП успела выехать за пределы Курахово, тёмные тучи казалось размазывали грязь по небу Донбасса, а земля под колёсами была пропитана росой и пеплом. Вместе с комбатом — десяток бойцов, уставших, но собранных, с лицами, закалёнными в боях. Старший Вакула сидел рядом, прижав к груди ПКМ, как старого друга, — его взгляд, обычно спокойный, сегодня был напряжён, будто он чувствовал: что-то не так.
Дорога к Авдеевке, когда-то оживлённая трасса с грузовиками и маршрутками, теперь напоминала шрам на теле земли — изрытая воронками, усеянная обломками техники, обугленными остовами машин и редкими, почти призрачными силуэтами людей, бегущих куда-то без оглядки. Сначала Микола подумал, что это украинские подразделения получили приказ к отступлению из-за натиска врага, для перегруппировки сил. Чем ближе они подъезжали, тем яснее становилось, то не отступление по приказу, а бегство.
Люди в форме, но без знаков различия, с пустыми глазами и перекошенными от паники лицами, бросали оружие, рвали с себя ремни, кто-то даже бежал в одном белье, будто за ним гнался сам дьявол. Один из них, споткнувшись, упал прямо под гусеницу БМП — Вакула крикнул водителю: «Тормози!» — но было поздно. Колесо перекатилось через тело, и Микола, не глядя, приказал: «Едем дальше, это дезертиры, а не наши из батальона».
Связь с батальоном пропала час назад, последнее, что слышал Микола от Анатолия — хриплый голос в эфире: «…идут с севера, танки… мы держимся…» — и потом — треск помех, будто кто-то разорвал небо надвое. С тех пор ни одного выхода на связь. Ни «приём», ни «понял», ни даже помехи. Только мёртвая тишина в наушниках, тяжёлая, как свинец.
Артиллерийский обстрел усилился внезапно — сначала глухой гул вдалеке, потом свист, нарастающий до воя, и — удар. Взрыв поднял столб земли метрах в ста от БМП, осыпав броню комьями глины и щебня. Второй — ближе. Третий — так близко, что машина качнулась, будто её толкнули невидимой рукой.
— Там! — Крикнул Вакула, тыча пальцем влево. — Высотка!
Микола прищурился, девятиэтажка, стоявшая на краю квартала, была изуродована — первый подъезд разворотило, окна на нижних этажах вылетели, балконы обвалились, как гнилые зубы. Но само здание держалось — крепко, упрямо, будто отказывалось падать, несмотря на всё, что вылилось на него за эти годы войны.
— Заезжаем! — Скомандовал комбат.
БМП, тяжело дыша дизелем, вползла во двор, раздавив остатки детской площадки. Бойцы уже готовились к высадке, когда с противоположной стороны квартала — из-за руин школы — показались фигуры в камуфляже. Не вооруженные силы Украины и не нацбатовские, а русская штурмовая группа — чёткая, слаженная, с РПГ и автоматами наперевес. Очевидно, они заметили движение БМП и решили, что это прорыв вражеской техники.
— Пригнись! — Заорал Вакула.
Первая очередь ударила в борт. Металл зазвенел, как колокол. В ответ загремел ПКМ — Вакула открыл огонь, прижавшись к башне. Бойцы в десантном отделении открыли люки и начали стрелять из автоматов, но враг был опытным — он не лез в лобовую атаку, а обходил с флангов, используя руины как укрытие. Час боя прошёл, как один бесконечный вздох ада, патроны таяли. Сначала у пулемётчика, потом у гранатомётчика, потом у всех. Микола уже пересчитывал магазины — по два на человека, не больше.
— Нужно уходить. — Глухо произнёс Вакула, перезаряжая последний диск. Его лицо было в копоти, глаза — красные от дыма и усталости.
Водитель, не дожидаясь приказа, рванул рукоятки управления и БМП, будто почувствовав спасение, начала медленно ползти назад, разворачиваясь в тесном дворе. Но в этот момент — оглушительный, раскатистый, почти животный рёв разорвал воздух. Прямое попадание. Снаряд врезался в корму и от этого десантное отделение мгновенно заполнилось дымом, огнём и криками. Кто-то закашлялся, кто-то застонал, кто-то — молодой парень с позывным Ласточка — вскочил, сорвал с себя каску и заорал, перекрывая всё.
— Всем на выход! Сейчас рванёт!
Через звон в ушах до Миколы дошло, что если огонь доберётся до боекомплекта в заднем отсеке он взорвется. Микола, задыхаясь, вытолкнул ближайшего бойца к люку, Вакула уже вылезал первым, помогая