— Я не могу сказать, — Джинни отвела глаза. — Клэр просила. Просила не говорить никому.
— Она мертва! — закричала Одри. — Что ей теперь до того, что кто-то узнает её секрет?
Но Джиневра только опустила голову. Она прижала дневник к груди, словно это был последний шанс сохранить частичку Клэр нетронутой. Голос её дрогнул.
— Я всё равно не могу нарушить обещание. Я не готова.
На мгновение повисла тишина. Только за окном, в глубине кампуса, ухнул кто-то — возможно, сова. Или ветер прошелестел в кронах деревьев.
Глава 5. Кто-то предупреждает.
На следующий день в «Хиллкресте» занятия были отменены. По университетскому радио, голосом утомлённой секретарши миссис Харт, объявили, что весь день будет отдан подготовке к «Вечеру памяти Клэр Ланкастер». Студенты высыпали в коридоры: кто с чашкой горячего шоколада, кто с альбомами подмышкой, кто в спортивной форме, спеша в тренажёрный зал. Но среди всей этой суеты трое держались обособленно.
Одри, Рони и Джиневра шли по дорожке, ведущей к оранжерее. Джинни — чуть впереди. За ней — Рони, натянувшая поверх формы огромный выцветший свитер и закинувшая гитарный ремень на плечо, хотя репетиции не было. Замыкала процесссию Одри: с идеально уложенными волосами, в кремовой блузке с бантами и юбке Burberry, выглядывающей из-под короткого пальто.
Оранжерея, скрытая за старинной каменной аркой, была любимым местом Клэр. Здесь всегда пахло свежестью — смесью влаги, цитрусовых и чего-то тропического. Пальмы, орхидеи, миниатюрные лимонные деревья в горшках — всё это казалось вырванным из ботанического сада в Монако и пересаженным в этот уголок Нью-Йорка. Из-за стеклянной крыши сверху лился мягкий свет. Кто-то из младших курсов протирал стёкла тряпкой, стоя на шаткой лестнице.
В центре, под куполом, уже установили сцену. По обеим сторонам стояли фотографии Клэр. На одной — она на Рождественском балу в блестящем платье с пайетками, смеётся, держа в руке бокал сидра. На другой — из парижской поездки: она в шелковом белом платье позирует у Эйфелевой башни.
— Одри, вазы с лилиями лучше перенеси к входу, — Джиневра смотрела в блокнот с пометками, зачёркивая выполненные пункты. — Рони, свечи должны быть в шахматном порядке. Мы же не хотим, чтобы вечер памяти превратился в пепелище?
— Её дотошность превзошла даже Клэр, — прошептала Одри, проходя мимо Вероники и бросая на неё кривую ухмылку.
Рони хмыкнула, поправила свитер на одно плечо и вытерла пыль с подсвечника.
Джиневра отбросила список и подошла к стремянке. Она быстро вскарабкалась наверх, закрепила гирлянду из огоньков, скрепляя провода, чтобы всё включилось одним щелчком. Где-то позади шумно сдвигали столы, младший куратор мистер Боули с помощницей Тришей проверяли звуковую аппаратуру, а в стороне трое парней из драмкружка устанавливали прожекторы.
— Свет готов, — сказала Джинни, спускаясь вниз и хлопая в ладоши. — Осталось только программа и финальная репетиция.
Сбоку девочки из команды поддержки — в свитшотах и с высокими хвостами — раскладывали по длинному столу коробочки. В каждой лежал тонкий золотистый браслет с инициалами «К.Л.» и крохотным цветком — в память о том, что именно Клэр Ланкастер когда-то предложила идею весеннего бала. Там же было вложено приглашение — на пергаментной бумаге, с тиснением, украшенное гравюрой оранжереи.
— Джинни, — отозвалась Вероника, задвигая один из кованых подсвечников в сторону. — Ты уверена, что люди с MTV придут на весенний бал?
— Я говорила с ассистенткой продюсера, — ответила Джиневра, затягивая пучок туже. — Они обещали приехать. Увидят Black Hearts вживую. Если вы, конечно, не начнёте фальшивить в середине песни.
Рони усмехнулась и бросила взгляд в сторону, где Карл уже таскал кабели, а Джексон — с татуировкой, выглядывающей из-под рукава, — проверял микрофоны.
— Ладно, — сказала Джиневра. — Мне нужно забежать в библиотеку. Проверю, дали ли нам зал под бал. До вечера!
Она кивнула, слегка улыбнулась и, взяв пальто с плетённого стула, удалилась за стеклянными дверьми оранжереи. Её силуэт еще долго виднелся на фоне белой пелены тающего снега, а после ряда кустов — испарился.
Одри подошла ближе к Рони, положила руки ей на плечи.
— Ты думаешь, она сказала правду? Джинни. Про ту ночь.
— Думаю, да, — ответила Рони, повернув голову. — Она не похожа на убийцу. Мы все были… подругами.
Одри поправила воротничок своей блузки, затянула резинку на запястье и чуть задрала клетчатую юбку — привычка, которую Клэр всегда называла «парижской дерзостью».
— Надеюсь, ты права, — выдохнула она, и на несколько секунд в оранжерее вновь повисла тишина. Только вентилятор на потолке щёлкал, перебирая листья лимонного дерева
* * *
К шести вечера оранжерея «Хиллкреста» наполнилась шумом шагов, приглушёнными голосами и запахами свежих цветов. Сквозь огромные оконные панели проникал мягкий свет уходящего солнца, золотя влажные листья пальм и резных папоротников. Легкий пар от увлажнителей смешивался с ароматом лилий, жасмина и теплой земли.
Гости, облачённые в приглушённые тона, рассаживались на плетёных стульях в центре зала. Были здесь все — от директора Харрисона в тёмно-синем пиджаке с нашивкой университета до уборщицы. За дальним столиком тихо переговаривались повара из столовой. Даже Оливия — бывшая секретарь факультета, та самая, что уволилась вскоре после исчезновения Клэр — приехала, укутанная в старое кашемировое пальто и тёмно-вишнёвый шарф.
Центр зала украшала сцена — простая деревянная платформа, уставленная свечами и белыми лилиями в высоких вазах. По обе стороны — фотографии Клэр.
На заднем плане играла песня Мадонны Crazy for You. Плёнка шуршала на катушечном магнитофоне, стоявшем на столике у стены. Именно эту песню Клэр слушала по ночам, лёжа в кровати в наушниках и крутя в пальцах свой серебряный браслет.
Одри сжимала носовой платок, губы поджаты, глаза покраснели. Она сидела рядом с Рони, которая, хоть и держалась, периодически моргала чаще обычного, скрывая мокрые ресницы за копной рыжих прядей, спадающих с плеча. Обе они, в тёмных юбках и свитерах, выглядели не как студентки, а как скорбящие сестры.
На сцену вышел директор Харрисон. Он поднялся неспешно, держа в руке высокую свечу. Его туфли скрипнули по дощатому настилу. Пиджак слегка топорщился в плечах, и он то и дело приглаживал седину у висков. Помолчав, он взглянул на зал:
— Сегодня мы собрались, чтобы отдать дань памяти удивительной девушке. Клэр Ланкастер была не просто студенткой. Она была сердцем «Хиллкреста». Она умела слушать, умела быть рядом. Она помогала тем, кто никогда об этом не просил. Зейн, наш дворник, рассказывал, как Клэр по собственной воле помогала убирать территорию после бурь. Оливия, — он кивнул в сторону женщины в пальто, — вспоминала, как Клэр отвечала на звонки, когда у Оливии болело горло, а голос Клэр был