— Там был один, — спокойно проговорил Овод. — Срокан, похоже.
— Хотел сдаться, — добавил вдруг Олег.
— А вы что? — без особого интереса спросил я, затянулся очередной сигаретой. Уже хрен знает какой.
— Миша его убил, — ответил подросток.
— Ну да, — кивнул гвардеец. — Что еще с ним делать-то?
Ну вот. И говорит об этом абсолютно спокойно, хотя еще позавчера был готов броситься на меня после того, что произошло в санатории. Похоже, что я и из него сделал хладнокровного убийцу. И что, такая же участь ждет остальных?
То же самое будет, скажем, с Наташей, если мне вдруг придется окончательно взять над ней опеку?
Да ебаный ты в рот.
— Я без пользы проболтался, — вдруг проговорил Олег. — Всю работу вы сделали, а я так никого и не убил.
Надо же. Парнишка-программист, который месяц назад был сугубо гражданским человеком, а жалеет, что никого не убил.
— Нормально все, — прохрипел я. — Ты все равно молодец. Вдвоем мы точно не справились бы. А что никого не убил, так, может быть, даже и лучше.
— Но это же враг, — сказал подросток. — А их нужно убивать.
Мне нечего было на это ответить. Я добил очередную сигарету, бросил на землю, ожесточенно растоптал, после чего вытащил из пачки еще одну.
— Дай рацию, а? — спросил Овод. — Попробуем со Степанычем связаться. Пусть сюда приедут. Ответить они вряд ли смогут, но сигнал принять, возможно, и получится. Там ведь наверняка кто-то в УАЗике дежурит.
Разумная идея, на самом деле. Мы тут в любом случае задержимся, так что пусть приезжают.
— Держи, — я снял рацию с разгрузки и протянул ему.
Он отошел в сторону, принялся что-то говорить в рацию. В горле стало першить. Хватит. Нужно уйти в тень.
Они ведь слышали об этом. Овод и Олег. По поводу того, что я сотворил. И они могут рассказать об этом остальным. И как они отнесутся к тому, что их лидер — военный преступник. А хрен его знает. С одной стороны — я единственный их шанс на выживание. С другой… Мой срыв.
Они могут подумать, что я могу стать для них опасным.
— Мы никому не скажем, — проговорил Олег.
— Чего? — посмотрел я на него.
— Про Африку. Про фосфор. Про то, как ты убил этого парня. Мы не станем никому рассказывать. Мы понимаем, к чему это может…
Я снова почувствовал вспышку головной боли. Черт…
— Хватит, — прервал я его, уже не слыша, что он говорит. — Ты сейчас ходишь по охуенно тонкому льду, Олег. Лучше бы тебе самому забыть о том, что ты слышал и видел.
Поднял голову, и увидел его недоуменный взгляд. Ну да, он меня поддержать хотел, очевидно, а я с ним так. Жестковато как-то.
— Пойду я, — сказал я. — Мне нужно одному побыть. Как остальные приедут, разместите их… Да хоть бы в этих самых домах. Разберетесь сами, короче. До утра меня никому не трогать.
— Ладно, — как-то даже обиженно проговорил он.
Я смял пачку сигарет в руках, и двинулся в сторону дома напротив. Сомневаюсь, что кто-нибудь стал бы жить возле этих дезертиров. Да они, скорее, сами были бы против. Так что взломаю какой-нибудь из домов и досижу там уже до утра.
Дошел до калитки, перегнулся через нее и открыл. Прошел внутрь, подошел к двери, старой, деревянной еще. Постучал, подождал около минуты. Потом еще раз постучал, но мне никто так и не отозвался.
Тогда я снял с креплений на бедре топор и рубанул им косяк. Один удар, второй, разрубая дерево, чтобы добраться до язычка замка. Оно оказалось гораздо крепче, чем я предполагал до этого, и тогда я схватился второй рукой. Так пошло легче, и несколькими ударами я пробился. Потянул на себя створку, вошел, закрыл. Запереть было не на что. Ну и ладно.
Здесь пахло старым деревом и пылью. Тут давно уже никто не жил, так что можно было чувствовать себя относительно вольготно.
Выпить что ли… Найдется тут что-нибудь?
Я прошел через коридор и оказался на кухне. Самой обычной, тут даже печь была, и дрова, причем вмонтирована в стену. Так, чтобы на ней готовить можно было, а задняя часть комнату обогревала.
Принялся открывать шкафы в поисках хоть чего-нибудь. Было, кстати: крупы какие-то, макароны, пара банок овощных консервов, домашних. В конечном итоге я добрался до шкафа с бутылками. В паре без всяких этикеток была мутная жидкость, а вот в еще одной, небольшой, плескалась янтарная.
Я взял именно ее, осмотрел этикетку. Коняьк, который на самом деле коньяком не является, а просто бренди. Это помнилось. Местный, кстати говоря, производства «Массандры». Ну, импортную выпивку я пробовал только там, на войне. В военных барах.
Выдернул пробку и хлебнул прямо из горла. Поморщился, но сделал еще несколько глотков. Обжигающая жидкость прокатилась по пищеводу, в голове зашумело, а внутри будто разжалась пружина. Но легче не особо стало.
Заткнув бутылку пробкой, я засунул ее обратно, после чего двинулся в сторону большой комнаты. Снял с шеи автомат, стащил с себя разгрузку и броник, вынул из креплений топор. Все это скидал прямо на пол, в углу комнаты. Если кто-то придет, то и пистолета в кобуре хватит.
Тут был диван, так что я уселся на него, машинально взял пульт от телевизора. Покрутил в руках. Тут стоял большой, но очень старый, еще плазменный телек. С каких годов-то, с нулевых что ли?
Ладно, он мне все равно ничего не покажет.
Запрокинув голову, я уставился в потолок. Потом закрыл глаза.
Сколько именно я так лежал, не знаю: может быть, минут двадцать, а возможно и несколько часов. Хотя вряд ли: когда я услышал, как открывается дверь, а потом шаги по коридору, то повернул голову к окошку. Солнце еще подниматься не начало.
В помещение вошла Лика. Теперь она была в бронежилете и разгрузке, да еще и с «двенадцатым» АК. Когда успела перевооружиться? Хотя, может быть, Степаныч времени зря не терял, и