Голос оставил лёгкое послевкусие, словно под этими словами скрывалась куда более серьёзная трещина, чем простой деловой разлад.
– Ну что ж, желаю вам хорошо провести время.
Рука чуть двинулась в сторону выхода, тело сделало вид, будто собиралось удалиться, но это было лишь началом спектакля.
Дальше началась тихая игра, тонкая, будто вытканная из тени. На протяжении всего саммита Шмитт неизменно находил у себя за спиной спокойную фигуру Сергея Платонова. Стоило ему повернуться – тот уже неподалёку, будто случайно оказался в нужной точке пространства. Лёгкая улыбка, безмятежная, почти невинная, говорила: "Какая неожиданная встреча".
Если рычаг не ломается одним нажатием – можно давить долго, методично, пока металл не даст трещину.
Сначала Шмитт делал вид, что не замечает настойчивого сопровождения. Но после десятой такой "случайной" встречи его взгляд потяжелел, губы сжались, в голосе появился нажим:
– Вы… преследуете меня?
Возмущённый вопрос прозвучал почти на весь коридор. В ответ лишь удивлённо распахнутые глаза и легкое движение ладоней:
– Что вы! Просто так получается, что куда бы ни пошёл – вы уже там. Удивительное совпадение, не правда ли?"
– Повторяю ещё раз: вопрос инвестиций закрыт.
– Безусловно. И как уже говорилось ранее… это прекрасно понятно.
Шмитт впился взглядом, но возможности вывернуться у него не было – правила приличия давили на плечи сильнее, чем собственная раздражительность. В конце концов он резко выдохнул, как человек, который пытается не сорваться, и шагнул прочь.
Разумеется, следом за ним неспешно двинулась знакомая тень.
Так и перетекла эта необычная погоня в новую фазу – в зал, где как раз начиналась весьма занятная сессия.
Шум зала дрожал в воздухе, словно лёгкая вибрация от невидимого двигателя. Над головами участников медленно плыли тёплые лучи ламп, рассеивая слабый аромат полированного дерева и свежего кофе. На сцене сияла надпись "The Human Element: Redefining Value in Innovation", и под этим заголовком развернулся спор, обёрнутый в громкие слова о "сообществе, ценности и доверии".
Сергей Платонов вошёл в секцию чуть позже, и стоило лишь переступить через порог, как тяжёлый взгляд Шмитта прожёг пространство между ними. В голосе Шмитта звенела показная убеждённость, когда он заявил:
– Инновации строятся на ценности и доверии внутри сообщества. Но стоит начать превращать эту ценность в прибыль и цифры – и сама основа сообщества рушится.
В зале прокатилась волна приглушённых выдохов. Фраза была адресована явно не в воздух – её острие целилось в конкретного человека, того, кого здесь окрестили чем-то вроде ходячего калькулятора, разрушителя милых сердцу идеалистов. Символом капитализма, который шагами в цифрах вытаптывает хрупкие связи между людьми.
Но ответ прозвучал спокойно, мягко, со вкусом и вежливостью. и лёгкой улыбкой, будто бы рождённой в тишине чайной церемонии.
– Занятная мысль. На Западе подобные явления действительно встречаются. Но позвольте поделиться опытом другой культуры. Особая связь между соседями, друзьями… глубокое эмоциональное родство, не вполне совпадающее с привычным дружеским чувством.
В зале стало чуть тише, будто воздух сам прислушался.
– Прелесть этого в том, что в ней естественным образом живёт экономическая составляющая. На свадьбах или похоронах люди обмениваются деньгами – и этот обмен укрепляет доверие, а не разрушает его. Цифры, как ни странно, не ломают общность, а делают её крепче.
Взгляд Шмитта дёрнулся, будто кто-то незаметно ткнул его в самое больное. Снова и снова пытался он отодвинуть этого навязчивого оппонента, но тот упорно держался рядом. И теперь, посреди открытой дискуссии, получил аргумент, который невозможно разрезать без риска показаться недалёким белым идеалистом, не понимающим чужих культур.
Неудивительно, что на лице Шмитта проступило раздражение.
Впрочем, упрямое сопровождение дало плоды. Слухи, тихие, как шелест бокалов на коктейльном приёме, начали протягивать свои нити.
– Что там у тебя со Шмиттом? – спрашивали участники вечером, лениво покачивая в руках напитки.
– Да так… разошлись во мнениях по поводу инвестиций, – звучал ответ, подчеркнуто скромный.
– Да уж, похоже, дело не только в этом.
– Простите, не могу рассказывать подробности… будет некрасиво по отношению к нему.
Каждый намёк оставался висеть в воздухе, как лёгкий аромат цитрусов, и только усиливал любопытство.
На следующий день настал момент, который, казалось, ждали все – сессия "Intention Setting Circle". Комната наполнилась мягким звоном поющей чаши, вибрация которой растекалась по пространству, как тёплая вода. Люди сидели кругом, вглядываясь друг в друга поверх внутренней тишины.
– Здесь можно говорить о самых смелых мечтах, – произнёс фасилитатор ровным, медитативным голосом. – Не думайте о реалистичности. Делитесь тем, что зажигает душу. Расскажите о своём проекте-лунной ракете.
Один за другим участники поднимали головы и делились. О нейроинтерфейсах для тех, чья речь угасает от болезней. О глобальной платформе медитации для объединения сознаний. О машинах, умеющих расшифровывать сны и превращать бессознательное в топливо личного роста.
Вскоре очередь дошла до Шмитта. Он расправил плечи, а в голосе зазвенела уверенность, будто натянутая струна.
– Мы живём в век разрозненных медицинских данных. Человеческое тело, окружающая среда, генетические сведения – всё это собирается, но остаётся бессмысленным набором фрагментов. Цель Tempest – соединить их в единую систему и создать операционную платформу для здравоохранения.
В воздухе пахнуло масштабом.
– Это не просто предсказательная модель ИИ. Это сочетание машинного обучения и человеческого врачебного опыта, позволяющее каждому человеку выбирать лучшее. И мы создаём уникальные решения для каждого пациента.
С этими словами Шмитт перевёл взгляд в сторону, и этот взгляд полыхнул прямым вызовом – тяжёлым, как глухой удар в стену, от которого вибрация разлетается по комнате.
Взгляд Шмитта говорил куда больше слов – острый, как холодное лезвие, будто спрашивал: "Понимает ли такой человек, утопающий в цифрах, что вообще значит настоящая мечта?"
Воздух вокруг дрожал от накопленного напряжения, словно перед грозой. Наступал момент, когда долгий разгон наконец должен был перейти в удар.
На губах появилась тихая, почти незаметная улыбка. Затем прозвучал голос – спокойный, тягучий, будто в помещении растёкся аромат тёплого мёда.
– Есть близкий человек, тяжело болеющий редким заболеванием, известным как болезнь Каслмана. Всего около двух с половиной тысяч случаев в год. Из-за низкой прибыльности никто не торопится искать лекарство…
Слова про редкую болезнь врезались в тишину, словно кто-то открыл настежь окно и впустил резкий порыв ветра. Взгляды участников обернулись, наполнились растерянностью – ожидали рассказов о покорении финансовых вершин, о миллиардных фондовых дерзостях, но услышали совсем иное.
– Задуман проект, способный лечить даже такие забытые недугами судьбы. И лекарство от болезни Каслмана