— Мать честная! — охнул Волнов.
В отличие от меня, он ещё не видел визгунов в действии.
— Конструкция шахты не выдержала, — продолжал свой рассказ инженер. — Опорные балки, лишившись породы вокруг, не смогли удержать своды. Обвал. Семнадцать человек оказались погребены под тоннами камня. И мой отец… Его тело так и не нашли. Он остался где-то там, под обломками своей мечты…
— И что потом? — спросил я, хотя уже догадывался о продолжении этой печальной истории.
— Нашу семью затравили, — в голосе Штайнера появилась злость, старая, въевшаяся в душу, как грязь въедается в кожу. — Судебные иски посыпались один за другим. Семьи погибших требовали компенсаций. Владельцы шахты подали в суд за уничтожение имущества. Всё, что у нас было, всё имущество, сбережения, всё ушло на выплаты. Но и этого оказалось мало. Мать не выдержала. Врачи сказали, что она умерла от сердечного приступа через год после катастрофы. Но я знаю правду. Она умерла от горя и стыда. От того, что не могла больше выносить косые взгляды и шёпот за спиной.
Он поднял голову и посмотрел на меня глазами, в которых горела старая обида человека, у которого отняли всё.
— Мне было тринадцать лет. Тринадцать! Меня отправили в приют для сирот. Знаете, каково это, быть сыном «убийцы Штайнера» в приюте? Но я выжил. Я выучился, стал инженером, как мой отец. Я хотел восстановить его честь, доказать всем, что он не был убийцей, что он просто ошибся в расчётах!
— И что пошло не так? — спросил я, хотя ответ был очевиден.
— Фамилия, — он выплюнул это слово, как что-то горькое. — Штайнер. «Сын убийцы Штайнера». Везде, куда бы я ни приходил устраиваться на работу. Как только узнавали мою фамилию, сразу же находились причины для отказа. Только братья Жилины приняли меня.
Он снова замолчал, потянувшись к ближайшей бутылке в надежде найти хоть каплю спасительного алкоголя, но она оказалась пустой. Он с отвращением отбросил её в сторону.
— А потом я начал пить. Это началось постепенно, сначала рюмка для храбрости перед спуском в шахту. Потом две. Потом… И братья уволили меня. При всех рабочих! Выставили как последнего вора и пьяницу!
Штайнер вдруг засмеялся. Это был горький, надрывный смех человека, которому уже нечего терять.
— Вора! Они назвали меня вором! Да, я взял пару осколков русалочьего камня. Крохотные кусочки, не больше ногтя. А они выставили это так, будто я обворовывал их годами! «Вор и пьяница».
— И вы решили отомстить, — я произнёс это как констатацию факта, не как вопрос.
— Я хотел, чтобы они поняли, каково это! — его голос сорвался на крик отчаяния. — Каково это, когда у тебя отнимают всё! Я хотел, чтобы их шахта остановилась, чтобы они разорились, как разорилась моя семья! Чтобы их дети познали ту же нищету, что познал я!
Штайнер ткнул трясущимся пальцем в коробочку, которую я всё ещё держал в руках.
— Я пробрался в шахту ночью, когда сторож спал. Установил прибор в самой глубокой точке, там, где самые богатые жилы русалочьего камня. Включил на режим приманки. Я думал, визгуны просто напугают рабочих, может быть, покалечат одного-двух. Шахта остановится на пару недель, братья потеряют деньги, поймут, каково это…
Он снова закрыл лицо руками, и на этот раз я услышал явные рыдания.
— Но они начали калечить людей по-настоящему. Не просто царапины, а страшные раны. Как тогда, в шахте отца. История повторилась. Проклятие Штайнеров продолжается…
— Вы пытались это исправить? — спросил я, хотя шрамы на его теле уже дали мне ответ.
Он кивнул, не поднимая головы.
— Когда я узнал о первых серьёзно раненых, о том парне, который потерял ногу… Я протрезвел мгновенно. Побежал обратно в шахту, хотел выключить прибор, забрать его. Но визгунов там уже было слишком много. Они набросились на меня, как только я вошёл в штольню…
Штайнер стянул с плеча рубашку, показывая глубокие рваные шрамы, которые едва успели затянуться.
— Я еле выбрался живым. А прибор остался там, в глубине. Продолжает работать, приманивать всё новых и новых тварей…
В этот момент старые часы, стоящие в комнате, вдруг ожили. Семь ударов, потом ещё один, половинный.
Я встал с корточек, оглядываясь на циферблат. Половина восьмого вечера. Через полчаса начинается званый ужин, куда я обещал сопровождать Надю.
Волнов заметил мою озабоченность.
— Нам уже пора ехать?
— Да, скоро нужно будет уезжать.
В этот самый момент произошло то, чего я не ожидал. Штайнер вскочил на ноги с проворством, удивительным для человека в его состоянии. В его глазах полыхнуло безумие.
— Стойте! — завопил он. — Никто не уйдет отсюда! Вы тоже хотите обогатиться с помощью прибора? Я вам не позволю!
Не дожидаясь ответа, он выкрикнул что-то на незнакомом мне языке.
— Zerfall und Sturz!
И потолок рухнул на нас.
* * *
Это было похоже на то, как если бы кто-то дёрнул за невидимые нити, опутывающие всё здание. Каждая балка, каждое перекрытие, каждая несущая стена содержали в себе магический символ, годами дремавший и ждавший команды.
Весь дом оказался одним огромным магическим конструктом, державшимся только силой заклинания. И сейчас этот конструкт получил приказ разрушиться.
Потолочная балка переломилась с звуком пушечного выстрела. Массивный дубовый брус, который держал перекрытие десятилетиями, раскололся пополам, и обе половины начали падать вниз. У меня была доля секунды на принятие решения.
Водяной щит возник вокруг нас с Волновым мгновенно. Я выжал всю доступную влагу из воздуха, из отсыревших стен, даже из пропитанных вином половиц под ногами.
Вода сгустилась в сферу диаметром около трёх метров, уплотнившись до консистенции желе.
Не идеальная защита от тонн падающего камня и дерева, но единственное, что я мог создать за то мгновение, которое у нас оставалось.
Первый удар пришёлся прямо по верхушке сферы. Половина балки врезалась в водяной купол, и я почувствовал, как структура щита прогнулась, но выдержала.
Второй удар последовал сразу же за первым: огромный кусок кирпичной кладки с верхнего этажа обрушился на щит сбоку. На этот раз в водяной сфере появилась трещина, тонкая, но заметная. Я вливал в неё всю энергию, что у меня