Первое реальное просветление у меня случилось в маленькой серой допросной. Я услышал смутно знакомый мужской голос.
— Еще один кубик! Видите, он не просыпается?
Голос звучал встревоженно. Чьи-то умелые руки сделали мне в предплечье укол, и в голове прояснилось настолько, что я смог открыть глаза.
— Какое сегодня число? — пробормотал я, пытаясь сфокусироваться на лице склонившегося надо мной человека.
Я не ошибся. Этого парня я уже встречал раньше. В лаборатории ЦИР во время большой атаки.
— Двадцать седьмое сентября, — последовал ответ.
Так значит, меня уже месяц здесь держат? А Крестоносец полагал, дело решится за пару недель.
— Вы помните, кто вы? И где находитесь?
— Я даже помню, кто вы, — с усмешкой проговорил я. — оперативный уполномоченный Кирилл Гринев. А где нахожусь, понятия не имею.
Веки казались неподъемными. Все тело — непослушным и тяжелым. Голова кружилась.
— Точно. Правда, уже не оперативный уполномоченный, а младший судебный исполнитель, — ответил Гринев.
— Это тебя… Повысили или разжаловали? — с трудом ворочая языком, спросил я, параллельно запуская чат в интерфейсе.
Однако, я популярный. Тридцать сообщений от Императрицы, четыре — от Тени, два от Императора.
И даже от Солнца. Три.
Надо же.
— Разжаловали, — рассеянно ответил Гринев, пристально разглядывая меня. — После той истории с вашей лабораторией… Дай-ка я тебе зрачки посмотрю. Макс, ты уже перепроверил запрос? — крикнул он кому-то у себя за спиной и достал из кармана маленький фонарик.
— Да нормально все, — сказал я, поморщившись на свет. — Живой и почти здоровый.
— Последнее вряд ли, учитывая условия твоего содержания, — хмуро пробормотал Гринев.
Даже если так, регенерация потом все нормализует.
— Так в честь чего меня вдруг разбудили? Неужели наконец-то первое судебное заседание созрело? — спросил я, и отправил сообщение для Анны:
«Живой. Извини что не предупредил. Подробней напишу позже.»
— Я все перепроверил, ошибок нет! — отозвался вдруг откуда-то из сумерек еще один мужской голос.
Гринев шумно выдохнул. Сел на стул напротив меня. Взъерошил себе волосы.
— Суд, говоришь? Так он закончился, — сообщил он, уронив руки на широко расставленные колени. — Согласно документам ты — заключенный номер сто тридцать семь два ноля девятнадцать, имя не подлежит разглашению, присутствовал на трех закрытых заседаниях. Включая вчерашнее, где тебе объявили приговор — заключение во втором тюремном. И вообще-то я прибыл сюда, чтобы проконтролировать приведение приговора в исполнение.
— А, вот оно что, — облегченно вздохнул я, усмехнувшись. — Что ж. Ладно.
— Что значит ладно⁈ — прошипел Гринев, наклоняясь ко мне. — У тебя еще мозги не заработали, что ли? Я пришел сюда, чтобы проконтролировать исполнение приговора, к которому тебя приговорили в то время, пока ты спал!
— А ты считаешь, я заслуживаю чего-то другого? — из интереса поинтересовался я.
— Никто не заслуживает обвинения без возможности оправдаться. Будь ты трижды террористом и убийцей, все равно так неправильно! Я сейчас же свяжусь с уполномоченным по Московскому региону, Чижовым Виктором Ильичом…
Вот тут уже я проснулся окончательно.
Он что, мне все испортить решил? Все мои переломанные ребра, проклятия Анны, вот это вот все — псу под хвост? Не позволю!
Я изменился в лице и, неожиданно ловко схватив непрошенного благодетеля за грудки, притянул к себе.
— Не надо на хер ни с кем связываться!..
На помощь Гриневу разом метнулись два рослых парня в камуфляже, но тот осадил их окриком:
— Назад! — и, в свою очередь хорошенько встряхнув меня обеими руками об железный стул, прикрученный к полу, прохрипел: — Ты дурак что ли? Если прямо сейчас ничего не сделать, потом уже ничего не изменить!.. Чижов — мой старый учитель, и в отличии от многих — действительно честный и порядочный человек. Что бы здесь не произошло, он с этим разберется!..
— А ты меня спросил⁈ — рявкнул я, и вышло весьма правдоподобно. — Нужна мне твоя помощь, или я ее в гробу видел? У Гринева бледное лицо пошло пунцовыми пятнами. Я видел, как нервно сжались его кулаки.
Идеалист, значит.
Даже не верится, что в этой продажной системе еще есть такие, как он.
— По большому счету, какая к черту разница, присутствовал я на заседаниях суда или нет? — уже спокойней проговорил я. — Думаешь, если бы я был там, меня бы оправдали? Или приговор смягчили? С моим-то списком обвинений?
Гринев мрачно нахмурился.
— Это очень вряд ли. Только если суд подкупить по-черному, — пробормотал он. — Столько свидетелей и доказательств мало в каком деле бывает. Но это все равно неправильно.
— Да в жопу. Правильно, неправильно. Живой остался — и то хорошо. Могли ведь прямо здесь добить. При попытке к бегству, например. Так что выдохни, младший судебный исполнитель.
Гринев и правда глубоко вздохнул. Покачал головой каким-то своим мыслям.
— Почему вокруг тебя всегда происходит какая-то необъяснимая дичь?
Я усмехнулся.
— Если ты так думаешь, значит, плохо смотришь, — уже на полном серьезе сказал я. — Дичь происходит везде. И всегда. Просто ты ее не замечаешь. А вот почему ты, и многие другие люди ее не замечаете — хороший вопрос…
В этот момент Гриневу последовал звонок, и он отошел от меня к дальней стене, чтобы, касаясь встроенного инфономика, обменяться с кем-то несколькими фразами.
Потом он обернулся.
— Время выходить, — сообщил он мне.
— Ну и слава богу, — пробормотал я себе под нос.
Конвой был образцовым. Бронетранспортер, группа захвата, глушилки. Они обращались со мной как с диверсантом, способным в одиночку разнести пол-Москвы. От этого становилось одновременно смешно и горько. Они боялись меня. Кровожадного Монгола-убийцу, кого сами же создали в своих новостных сводках.
Путь до рифта занял несколько часов. Сначала мы ехали по ночному Подмосковью, и я видел в крошечное зарешеченное окошко бронированного кузова мерцание удаляющихся городских огней. Потом меня пересадили на черный вертолет, в закрытый транспортный отсек. И мы куда-то летели.
За это время я пролистал все сообщения Анны, из которых понял, что новостные ленты оказались на удивление скупы в вопросе освещения моего дела. Единственная новость, вышедшая широким тиражом и вызвавшая общественный резонанс, касалась моего появления в аэропорту.
Сначала она злилась. Потом требовала отозваться и объяснить, что происходит на самом деле. Постепенно интонация менялась, и сообщения в итоге превратились в короткие монологи. Просто так, ни о чем. Про погоду. Про скверный кофе. Про выставку шелка. Просто чтобы обновить перечень сообщений. Чтобы, когда, наконец, я смогу снова зайти в чат, я бы понял, что на самом деле все это время я не был один. Она была рядом.
Мое последнее сообщение Анна так и не прочитала. По всей