Майор вдруг резко остановился у одной из дверей и, не постучавшись, рывком открыл ее. Краем глаза я успел заметить на двери табличку, извещавшую, что мы добрались до кабинета майора Вишневского.
— Господа, присаживайтесь, чая не предлагаю, — махнул Вишневский широким жестом в сторону потертого дивана.
Я тут же воспользовался предложением. После небольшой заминки, ко мне присоединился Остапов. Ник явно чувствовал себя не в своей тарелке, не понимая, зачем его сюда пригласили.
В следующие пять минут мы выслушали краткий инструктаж, как вести себя на допросе, наблюдая за расхаживающим из угла в угол майором.
— И главное, ваше сиятельство, — Вишневский остановился напротив и посмотрел на меня. — Запомните, это мое дело и мой допрос.
— Не претендую ни на ваше дело, ни на ваш допрос. Все лавры ваши. Позвольте только задать пару вопросов.
— Пару. Я буду считать.
С этими словами Арсений Владимирович резко развернулся и направился к двери. Я с неохотой поднялся с неожиданно оказавшегося удобным дивана. Все еще ничего не понимавший Никита подтянулся следом.
— Тим, — услышал я нерешительный шепот друга, догнавшего меня на первом повороте. — Ты хотя бы скажи, что я должен делать.
— Просто посмотри ауру баронессы. Потом расскажешь о своих наблюдениях.
Озадаченный Никита сбавил шаг и вновь немного отстал.
На этот раз идти пришлось недолго. Три поворота, да пара спусков по лестнице привели нас в помещения для содержания задержанных. Здесь было еще более мрачно, чем на верхних этажах. Полицейский, встретивший нас перед первой дверью, отгораживающей допросные от других помещений управления, по приказу майора проводил нас в комнату, куда привели баронессу Грофф.
С потолка свисала лампочка, накрытая конусообразным колпаком. В ореоле ее света разместились стол и три стула.
На одном из стульев сидела Евгения Викторовна, уже переодетая в простое коричневое платье, сгорбившись, низко опустив голову и обхватив себя руками. Она никак не отреагировала на наше появление. Остапов нырнул в ближайший, скрывавшийся во тьме угол.
— Евгения Викторовна, — начал Арсений Владимирович, усаживаясь на один из оставшихся свободными стульев, стоявших у стола, — думаю, вы понимаете, почему здесь находитесь.
Молчание.
— Вы обвиняетесь в подготовке покушения на вашего брата, Виктора Викторовича Гроффа, а также в убийстве сообщника.
Никакой реакции.
— Хорошо, давайте я начну, а вы мне скажете, где я ошибся. Итак, вы подговорили Антона Павловича Рогожкина, работавшего у вашего брата водителем, испортить тормоза в машине. Что же случилось дальше? Вы предложили слишком мало денег, и он отказался? За что получил подсвечником по голове, потому что вы испугались, что он вас сдаст. И вы обратились к прежнему водителю. Но уже учли ошибку и дали гораздо больше.
Евгения даже бровью не повела. Словно настолько была погружена в свои мысли, что не слышала ни единого слова майора.
— Зачем было убивать барона, ведь, насколько мне изве… — продолжил Вишневский.
— Он нашел моложе или богаче? — прервал я его на полуслове.
Гневный взгляд Арсения Владимировича вонзился мне в висок. Возможно, следующие его слова были бы приказом о моем выдворении из допросной, но баронесса вздрогнула, словно придя в себя, и перевела взор со своих сцепленных в замок пальцев на меня.
— Что? — спросила она.
— За эти несколько дней, что Антон работал у вашего брата, у вас закрутился бурный роман, — высказал я свое предположение.
Несколько секунд Евгения молча смотрела на меня, а потом вдруг резко произнесла:
— Нет.
Со стороны майора послышался злорадный смешок.
— Роман у нас закрутился еще до того, как Антон стал водителем Виктора. Это ведь я устроила его на это место. Он работал курьером в ресторанчике недалеко от нашего дома, развозил заказы на своей старой развалине. Мы познакомились на следующий день после моего приезда в Москву. Тогда же и переспали.
Майор неодобрительно хмыкнул.
— Я взрослая свободная женщина, — поджав губы, ответила баронесса, не удостоив Вишневского даже взгляда. — Это я попросила Виктора нанять Антона водителем, когда уволили Михаила! Это я выдернула его из помойки, дала жалование в два раза выше, специально для него заказала униформу! Я потратила на него все свои сбережения.
Голос баронессы дрогнул, готовый сорваться на слезы.
— А он… — подтолкнул я к продолжению рассказа.
— Заявил, что нам нужно расстаться, что его чувства ко мне остыли. Остыли! — горько усмехнулась Евгения Викторовна. — Зато воспылали к богатой вдове генерала, что живет на другой стороне улицы.
— Вы ведь не собирались его убивать?
— Конечно, не собиралась! Но когда он сказал, что не желает тратить талант и молодость на такую, как я…
Мне думать не хотелось, какой талант имел ввиду Антон, но пошлые мысли сами лезли в голову.
— Ведь вас могли увидеть домочадцы?
— Я ни о чем не думала в тот момент. Даже не помню, как схватила подсвечник. Как сообразила, что отпечатки нужно стереть, тоже не знаю. Пришла в себя, когда дверь в потайную комнату закрыла.
— А о ней-то вы откуда узнали? — вдруг включился майор.
— Эта информация передается в нашей семье в день совершеннолетия. Почему так, не знаю. Но так повелось еще со времен дедушки.
— То есть Виктор Викторович тоже был в курсе? — уточнил я то, что и так подозревал.
— Он и рассказал мне о ней. Мы, конечно, не были образцовыми братом и сестрой, но традиции чтили. И к смерти Виктора я не имею отношения. Я больше ничего не скажу, — неожиданно обратилась Евгения к Вишневскому. — Отведите меня в камеру.
— Уведите госпожу баронессу, — кивнул Вишневский конвоиру, который все это время стоял в углу.
Евгения Грофф встала и с высоко поднятой головой покинула комнату для допросов. Но едва они с конвоиром вышли, как дверь тут же открылась, и на пороге появился рыжий молодой человек в полицейской униформе, возрастом чуть старше Тимофея. Подмышкой он держал бумажную папку, завязки которой вольготно болтались в воздухе.
— Арсений Владимирович, только что доставили выписку из банка! — бодро отрапортовал он, вытянувшись по струнке.
Майор без лишних слов протянул руку, в которую парень тут же вложил папку. Арсений Владимирович положил ее на стол и открыл. Я, конечно же, сунул свой нос в ее содержимое. Оно оказалось весьма скудным. Всего пара листков, исписанных цифрами в два столбца. В первом шли даты, а во втором суммы.
— Евгения снимала небольшими суммами и много раз. А в квартире Михаила мы нашли гораздо более крупные суммы, — майор задумчиво почесал за ухом.
— И выписаны они в течение двух дней, — добавил я и обратился