Трубка вздохнула.
— Что ж, Тимофей Александрович, как я уже говорил, однажды ваше чутье помогло раскрыть преступление. Рискну поверить вам и в этот раз. Тем более мотив у баронессы был. Ведь в случае смерти семьи брата, она получает все.
— Да. Вот только зря она все это затеяла, — я посмотрел на все еще бледного поверенного.
— Что это значит?
— Барон Грофф написал новое завещание, по которому все его имущество достается мне.
Свист. Тишина. Снова покашливание.
— Ваше сиятельство, вы же понимаете…
— Да, Андрей Петрович, я прекрасно понимаю, что при этом условии становлюсь одним из главных подозреваемых. И я не представляю, как вас убедить в том, что не был в курсе.
— Я могу заверить, граф Никольский не знал, что Виктор Викторович оставил ему все имущество, — робко произнес из угла Пеньков. — Барон изменил завещание буквально за день до гибели, и сказал, что это будет для всех большим сюрпризом, особенно для наследника.
— Я услышал, Тимофей Александрович, — вздохнул Жданов. — Да, я верю, что вы не причастны. Думаю, что и Вишневский будет придерживаться этого мнения. Но пока все не выяснится, держитесь от этого дела подальше, чтобы ни у кого не возникло сомнений относительно вашей непричастности.
Да, то, что майор не стал арестовывать меня, а все же довел это представление до конца, было для меня большой удачей. А вот поверит ли Софья после всего услышанного, что я не причастен к гибели ее семьи — большой вопрос.
Глава 2
Услышав от Жданова: «Буду держать в курсе», — я сбросил вызов и сомкнул веки.
Окутавшая меня темнота немного облегчила головную боль. Я бы простоял так не один десяток минут, но до моего сознания добрался голос поверенного:
— Тимофей Александрович, в ближайшие три дня состоится суд. Для Софьи Викторовны будет назначен новый опекун. У вас, кстати, нет на примете надежного кандидата на эту роль. Иначе суд может назначить из муниципального перечня кого-то, не вполне лояльного. Полагаю, судьба юной баронессы вам не безразлична.
— Предлагаю спросить об этом саму баронессу, — я оттолкнулся плечом от стены и направился к двери, ведущей в палату.
Да, такое решение было весьма жестким, возможно даже жестоким. Предстояло объяснить Софье, почему ее тетку лишили опекунства. И весть о том, что ее семья погибла по чужой злой воле — удар очень болезненный.
Доктор, оставшийся в палате, ходил вокруг больничной койки, скрупулезно проверяя данные на аппаратах. Девушка неподвижно лежала с закрытыми глазами, безучастная к тому, что происходило вокруг.
— Евгений Петрович, могу я поговорить с вашей пациенткой с глазу на глаз?
Заведующий сдвинул густые брови и неодобрительно посмотрел на меня. Я прекрасно понимал, что он будет прав, если решит выставить меня за дверь.
— Пожалуйста, Евгений Петрович, — Софья вдруг открыла глаза.
— Милочка, я и так подверг вас серьезному риску, когда пошел на поводу у Евгении Викторовны. А тут еще такой скандал вышел, — покачал головой доктор.
— Тимофей Александрович не желает мне зла, я точно знаю, — она с трудом подняла руку и дрожащими пальцами коснулась рукава врачебного халата. — Пожалуйста.
Доктор посмотрел сначала на нее, потом на меня.
— Ох уж эти доверчивые девичьи сердца, — вздохнул он. — Хорошо, ваше сиятельство, можете поговорить с моей пациенткой. Но не долго.
— Постараюсь быть кратким и не назойливым.
— Я буду за дверью. Обещайте, если вам что-то не понравится в этом разговоре, вы позовете меня, — обратился Евгений Петрович к девушке.
— Обещаю, — коротко ответила она.
Едва дверь за доктором и поверенным закрылась, я взял стоявший в углу стул и подсел к кровати, обдумывая, как начать этот тяжелый разговор.
— Софья, я не… — едва успел произнести я, желая объяснить, что для меня случившееся оказалось не меньшей неожиданностью, чем для нее.
— Подожди, Тимофей. У меня мало сил, поэтому можно сначала скажу я.
Я кивнул.
— Я верю, что завещание моего отца стало для тебя точно такой же неожиданностью, как и для меня. Но также я верю, что он сделал это с умыслом, а не просто по сиюминутному велению больного мозга. Видишь ли, Тимофей, папа был энергетиком.
Вот это неожиданность! Я постарался ничем не выдать того, насколько меня потрясла эта новость. Интересно, тот странный гипнотический эффект, возникший во время моего первого разговора с бароном, как-то связан с этим его даром?
— Очень сильным и талантливым энергетиком. Он хорошо чувствовал людей и события. Даже после того, как появилась эта опухоль. Особенно после того, как она появилась, — Софья замолчала, переводя дух. — И если он решил оставить все свое имущество тебе, значит, у него для этого были очень веские основания. Я уважаю волю отца и не собираюсь что-то оспаривать.
Девушка посмотрела мне в глаза. Ее взор был полон гордого спокойствия и глубокой печали.
— Теперь могу сказать я?
Она кивнула, не отводя взгляда.
— Софья, я тоже думаю, что Виктор Викторович не случайно написал подобное завещание. Учитывая то, что ты сказала, полагаю, он хотел обезопасить свою дочь и имущество.
— Обезопасить? Не понимаю, о чем ты? От кого обезопасить? — меж светлых бровей юной баронессы пролегла складка.
— От Евгении Викторовны Грофф, — я понизил голос, чтобы заботливый доктор не услышал моих слов и не решил выставить из палаты из опасения, что я доведу его пациентку до нервного срыва или еще чего похуже. — У меня есть подозрение, что авария была не случайной.
— Ты полагаешь, тетя… — голос Софьи оборвался.
Я ничего не ответил, лишь продолжал смотреть в ее глаза. На которых начали наворачиваться слезы. Затем раздался громкий всхлип. Но девушка тут же взяла себя в руки и посмотрела на дверь, видимо боясь, что доктор услышит и не даст нам договорить.
Желая поддержать ее, я накрыл пальцы, нервно комкавшие край одеяла, ладонью.
— Но какими бы не были мотивы твоего отца, уверяю, как только