А ещё он, @#$%, к Императору собрался.
А как я его без денег отправлю? Ну вот как?
Ну зачистил я леса. Ну вызвал группу по уборке монстров. Да-да, и такие контакты у меня есть. Берут, конечно, конский процент — целых 30 %. Но ничего, справились. На его же территории подработал — и всё честно.
Вот тебе и семь тысяч. Я их и отдал. Пусть думает, что «нашёл».
Зато доехал до завода и обратно, в самых лучших и спокойных условиях.
Так, @#$%, даже Император не всегда ездит, как он проехал.
Ни монстров, ни дебилов, ничего.
Чисто. Тихо. Гладко.
А я всё время рядом. Уже не Безликая Смерть. Ещё не дружинник.
И это &!%% бесит больше всего.
Конец интерлюдии
Ну, нашёл и нашёл. Времени уже всё равно не остаётся разбираться, откуда эти деньги. За костюм я дал две с половиной тысячи. Купюр в десять тысяч здесь в принципе нет — максимум три тысячи. Поэтому странно. На сдачу не похоже. Если бы это была сдача, то у меня и самих денег таких не было бы, чтобы такие сдачи получать.
Ладно. Есть — и есть. Пусть лежат. Возьму с собой, всё-таки в Москву еду.
Кстати… что там с моими невестами? Оделись, не оделись? Потому что они едут со мной.
И пора выходить. Намечается поездка. Надеюсь, пройдёт без приключений.
Глава 11
Я последний раз взглянул в зеркало, проверив, всё ли сидит так, как должно. Камзол лёг безупречно: глубокий синий с серебряной вышивкой герба на груди. Ножны у пояса блеснули чёрной кожей, по которой пробегали отблески стали. В отражении я видел не юнца и не наследника на бумаге — главу рода. Но теперь я понимал главное: этот образ собрал не я. Его собрали они.
Невесты.
Пока я занимался делами дружины и бумагами, они упорно держались в стороне, не обсуждали со мной детали, будто намеренно избегали разговоров. Теперь стало ясно — зачем. Они подбирали всё сами: цвет, ткань, даже узоры. Я лишь ткнул пальцем в материал, а остальное оказалось их решением.
И результат оказался таким, что у меня перехватило дыхание.
В холле они ждали меня.
Милена стояла слева — и первой в глаза бросались её волосы. Белые, почти серебристые, они спадали мягкими волнами и на фоне чёрного платья казались ещё ярче, будто светились сами по себе. Лицо — спокойное, но в этом спокойствии была сила, и взгляд цеплялся за её глаза дольше, чем следовало.
Платье подчёркивало всё, что в ней было самым явным. Плечи оставались открытыми, кожа светилась в полумраке холла. Чёрная ткань мягко обнимала грудь — щедрую, третьего с половиной размера, — и хотя вырез не был глубоким, он давал понять куда больше, чем показывал. Взгляд тянуло туда сам по себе, и каждый раз его приходилось отводить усилием воли.
Талия казалась тоньше, чем я помнил, бедра — ещё плавнее. Платье сидело так, будто его собирали не портные, а сама она: ни одной лишней складки, каждая линия на своём месте. Ниже разрез уходил высоко по бедру, открывая длинную ногу. И в этом была настоящая игра: чуть больше — было бы пошло, чуть меньше — потерялся бы смысл. Здесь же всё сошлось идеально.
Наряд был прост — без россыпи камней и яркой отделки, только лёгкий намёк на узор серебром у линии груди. Но именно за счёт этой простоты он работал сильнее. Он не отвлекал от неё, а наоборот — делал Милену центром. Взгляд скользил сверху вниз, задерживался на каждом изгибе, и всё равно хотелось посмотреть снова.
Она выглядела как женщина, которая знает, что красива, и умеет этим пользоваться. Не вульгарно, не вызывающе — а так, что это становилось её силой.
Взгляд на Ольгу начинался сам собой снизу.
Начиналось всё с туфель — лёгкие, на тонком каблуке, в цвет платья. Глубокий сапфировый оттенок с лёгким переливом будто сразу связывал её с моим камзолом.
Снизу ткань ложилась тяжёлыми складками, но не теряла силуэта. Атласный блеск едва ловил свет, и при каждом её шаге платье играло то глубже, то светлее. Разрез был аккуратным, по правому бедру, и открывал ногу на высоту чуть выше колена. Не слишком смело, но достаточно, чтобы это притягивало взгляд.
Дальше крой становился плотнее: платье облегало бёдра, поднималось вверх по талии и собиралось так, что её фигура становилась особенно стройной. Никаких лишних складок — ткань сидела ровно, будто вторая кожа.
Верхний край платья держался на открытых плечах. Никаких рукавов — только мягкая линия, обрамлявшая грудь. Декольте имело форму плавной «лодочки»: не слишком глубокое, но раскрывающее верх груди и подчёркивающее её объём. Третий с половиной, ближе к четвёртому размер — формы, которые платье не скрывало, а подчёркивало и приподнимало, оставляя ровно ту грань, где женственность переступает в соблазнительность, но не уходит в вульгарность.
Цвет завершал картину. Глубокий тёмно-синий, уходящий в сапфировый, с изумрудными бликами на ткани, когда в свете отражались её волосы. Волосы, такого же цвета с переливом, спадали на плечи и сливались с нарядом так, что казалось: это единый замысел.
Я начал спускаться по лестнице — и именно тогда мысли сами пошли одна за другой. Внизу, в холле, они уже ждали меня.
Милена. Со временем она сможет забрать на себя всё военное: дружину, операции, переговоры с родами. Для неё это не будет тяжестью, она росла в аристократическом доме и успела пройти службу в дружине. Даже её платье подчёркивало это: чёрный цвет и линии силуэта будто завершали картину с моим клинком, превращая оружие с пояса из аксессуара в знак силы.
Ольга. Её путь другой. Финансы, документы, контракты — всё, что можно держать в руках холодным умом и точным счётом. Она понимает цену деньгам, знает, где потратить, а где сберечь. И её сапфировое платье в тон моему камзолу словно связывало всё вместе: её образ, мой образ, всё единым контуром.
И самое главное — они не были «первой» или «второй». Обе равные. Обе — мои будущие жёны. С ними вместе картинка складывалась полностью, и любой, даже со стороны, понял бы, кто за что отвечает в нашем доме. Сила и разум. И что род Романовых уже начинает восстанавливаться.
Я сделал последние шаги вниз и усмехнулся про себя. В обычных историях