Я лишь отметил про себя: в оценке он ошибся. Максим чувствовал магов, но точных рангов знать не мог. Дополнительный факт к тому, что я уже понимал.
А я… Я пока ещё далеко не боец. Особенно против магов.
Шаг вперёд получился простым и вместе с тем окончательным. Всё лишнее ушло: шум мыслей, тревожные догадки, даже отголоски только что увиденных магов. Осталось одно — присутствие. Осознание того, что всё это время походка, дыхание, взгляд уже были аристократическими. Не роль, не маска, а привычка, ставшая плотью.
Толпа улавливала это все время. Журналисты без перерыва держали камеры, вспышки мигали, объективы следили за каждым движением, но сама их сдержанность говорила громче слов. Они чувствовали, что перед ними стоит не наследник на бумаге, а Глава тринадцатого древнего рода.
И только после этого прозвучал голос:
— Надеюсь, вас мои дружинники предупредили, — слова вышли негромкими, но в этой тишине разошлись ровной волной, и даже задние ряды уловили каждую. — Здесь не будет балагана. Как только начнётся крик или толкотня — я уйду. И больше никогда никому не дам интервью.
Камеры щёлкнули, вспыхнули вспышки, но ни один голос не решился вклиниться.
— Вопросы задаются по очереди, — продолжение прозвучало с той же уверенностью, без спешки, будто время подчинялось моим словам. — Один человек. Один вопрос. Всё остальное — в сторону.
Короткая пауза. Взгляд скользнул по первым рядам, где пальцы уже судорожно теребили кнопки диктофонов.
— Так что… можете начинать.
Вперед шагнул мужчина в сером пальто. Диктофон поднят, голос собранный, чеканный, будто он готовил эту фразу ещё в дороге:
— Игорь Сафронов, «Сибирский вестник». Аристарх Николаевич, ваш род принадлежит к древнейшим в Империи. Все двенадцать таких родов носят титулы князей и герцогов. Но шесть веков Романовы не давали миру ни одного пробуждённого Эхо, и сегодня ваш титул — барон. Не кажется ли вам, что для столь старого имени это… слишком скромно?
Он произнёс это без тени насмешки, с почтительной интонацией. Но каждый, кто слушал, понимал: вопрос шёл по самой кромке дозволенного. Ещё полшага — и это было бы прямым оскорблением, за которое любой аристократ имел право вынести приговор на месте.
Я выпрямил спину. В глазах Сафронова промелькнула тень удовлетворения: он попал в цель, вынудил меня отвечать.
— Скромность титула не унижает древность рода, — сказал я спокойно, сдержанно, как и подобает аристократу. — Баронство — не падение. Это форма. Удобная, чтобы начать рост заново. Шесть веков Романовы молчали, это верно. Но именно потому я здесь, чтобы этот род больше не молчал.
Я чуть наклонил голову, словно признавая его тонкую игру, и добавил твёрже:
— Когда придёт время, Император сам решит, какой титул дать моему роду. И если судьба благоволит, Романовы вновь поднимутся к тому месту, которое должны занимать древние рода. Но не через показное величие, а через силу и дела.
В ответ — лишь щёлчки камер и напряжённая тишина. Никто не осмелился перебить. Сафронов выдержал свой шаг на лезвии — но и я не позволил ему задеть честь.
Журналист чуть склонил голову, удерживая ровный тон:
— Благодарю, Аристарх Николаевич. Но позвольте дополнить мой вопрос. Если я не ошибаюсь, ваша дружина насчитывает сто двадцать четыре человека. Как вы собираетесь удерживать на себе зону расколов и аномалий? По традиции двенадцать родов… — он будто запнулся, мягко поправился: — Простите, конечно, тринадцать древних родов. Привычка, понимаете. Так вот, по традиции именно они отвечают за безопасность не только своей земли, но и соседних территорий. С вашими силами… разве это возможно?
Слова прозвучали учтиво, но я ясно уловил: оговорка не была случайной. Он сделал это намеренно, как ножом по тонкой грани — подчеркнув, что ещё не считает мой род равным остальным.
Толпа замерла в ожидании.
Я позволил себе едва заметную усмешку.
— Вопрос слишком недостоин, чтобы я тратил на него свой ответ, — произнёс спокойно. — Пусть ответит тот, кому принадлежит это право.
Я сделал шаг в сторону. — Представьтесь, мой друг.
— Максим Романович Васильков. Глава дружины рода Романовых. Одиннадцатый ранг. Путь Силы. — представился мой сопровождающий.
Щёлканье камер стихло. Даже вспышки погасли, словно фотографы разом забыли, что должны снимать. В воздухе повисло напряжение, плотное и густое, будто сама земля признала силу, прозвучавшую в его голосе. Те, кто знал, что означает одиннадцатый ранг по Пути Силы, обменялись быстрыми взглядами; остальные просто инстинктивно отшатнулись, как звери, чуя хищника.
Максим сделал паузу и добавил:
— На протяжении последних тридцати лет моей службы, и даже после гибели родителей нашего господина шесть лет назад, мы держали весь регион. И до того — тоже. Ни один соседний род не вмешивался, не предлагал плеча. У нас один раскол с зоной в двадцать километров в нашем регионе, и он сдерживается только дружиной Романовых. Это подтвердят имперские закупщики: лишь мы поставляли ресурсы с этой территории.
Он говорил негромко, без пафоса, но каждое слово било в цель. Это не была защита — это было утверждение, сухое и бесповоротное.
Я отметил про себя: если бы те же слова произнёс я, это прозвучало бы как оправдание, словно я ищу виновных на стороне. В устах Максима же это было свидетельством очевидца, человека, который несёт эту тяжесть на своих плечах десятилетиями. Чистая сила факта, без излишних красок. Именно так и должно было прозвучать.
И потому я позволил себе добавить лишь лёгкий штрих:
— Сейчас мы открываем набор новых бойцов в дружину, — сказал я, повернувшись к рядам камер. — Так что, господа журналисты, прошу вас осветить и этот момент. Воспользуемся вашим визитом как бесплатной рекламой.
По толпе пробежала нервная рябь: кто-то вскинул брови, кто-то поспешно проверил, включён ли микрофон. Я же уловил главное — в их глазах этот вопрос был закрыт. Не обороной, не бегством от ответа, а точкой. Род Романовых показал себя живым, стоящим, готовым к росту. И в придачу получил огласку, которой не купишь ни за какие деньги.
Выиграл и уничтожил, — отметил я холодно и спокойно. — Каждое моё слово попадёт в ленты. Его повторят, перекрутят, в нём будут искать подтексты, которых я даже не закладывал. И это только усилит эффект.
Я выпрямил плечи и позволил себе мельчайший, почти невидимый кивок. Вопрос завершён.
Игорь Сафронов чуть склонил голову, сделал вежливый шаг назад и больше не настаивал. Он знал: партия им проиграна. Не потому,