Даже по тем временам это было дерзкое разбойничье нападение. К этому делу привлекли наиболее квалифицированных криминалистов, лучших оперативных работников, но, увы, напасть на след грабителей так и не удалось. Оставалось предположить, что бандиты со всем награбленным скрылись за границу, тем более что случаи перехода границы неоднократно отмечались и раньше.
И вот однажды я пришел по делам к руководителю одной республиканской организации. В просторной приемной я обратил внимание на большое сюзане, висевшее на стене. Откровенно сказать, я не отношусь к тонким знатокам искусства, но то, что я увидел, не могло не восхитить меня. Стены приемной как бы раздвинулись, и я очутился на берегу горной бурной реки, катившей свои воды по живописной долине. На противоположном берегу вдали горделиво возвышались заснеженные вершины могучего горного кряжа, над которым клубились облака. Никогда в жизни, кажется, не видел я столь дивного, неповторимого по своей красоте пейзажа. А ведь он был не нарисован, а выткан вручную шелком по ткани. Сколько же труда, вкуса, чувства вложили люди в создание этого произведения!
Позднее это сюзане видели другие мои сослуживцы и тоже восхищались творением безвестных мастеров. Один из них как-то посетовал: «Возимся вот каждый день с утра до ночи с бандитами, так и настоящей красоты не удастся повидать».
Действительно, так хотелось бы на день забыть о тюремных камерах, ночных засадах, допросах. Хотя бы на день! Однажды я высказал эту мысль Александру Васильевичу Локтеву.
— А чего же тут грешного? — удивился он. — Наоборот, очень хорошая мысль, иначе вы такими делягами станете…
Решили съездить для начала в Шахризябс, к ковровщицам, которые выткали это изумительное сюзане. К сожалению, дела снова так сложились, что поездку пришлось на время отложить.
Но один из наших сотрудников, будучи как-то по делам службы в Старой Бухаре, неподалеку от которой и находится город, славящийся своими коврами, заехал туда.
Когда он рассказал работницам артели о замечательном сюзане, увиденном им в Самарканде, те подтвердили, что оно было выткано у них, в Шахризябсе.
Как же оно снова попало в Самарканд? Позвонили в ту организацию, где висело сюзане. Руководитель учреждения заинтересовался этим вопросом не меньше нашего. Пригласили пассажиров поезда, у которых некогда было украдено сюзане, и показали им полотно.
— Да, это то самое, которое полгода тому назад похитили у нас в поезде. И покупали мы его действительно в Шахризябсе, — подтвердили они.
Так возникло дело о сюзане, похищенном в поезде и каким-то образом очутившемся в приемной кабинета ответственного советского работника.
Начали выяснять, в чем же дело. Оказалось, что сюзане было куплено комендантом этого учреждения. Увидев его в комиссионном магазине и заручившись согласием своего начальника, он приобрел ковер для учреждения.
Мы немедленно отправились в магазин. Директор магазина на вопрос о том, у кого он приобрел ковер, долго мялся, путался, но в конце концов сознался, что купил сюзане у неизвестных за две тысячи рублей (а продал, кстати, за три тысячи рублей).
Украденную вещь вернули владельцам, а директора-спекулянта отдали под суд, но поставить на этом точку было нельзя. Естественно, возникал вопрос: а кто же эти «неизвестные»?
Директор рассказал нам, кажется, все, что знал о них: подробно описал их наружность, характерные приметы.
Просмотрев материалы в уголовном розыске, примерно установили, что грабителями могли быть Ленька Шайтан и Ванька Ямщик, специализировавшиеся на наиболее сложных видах ограблений. Они входили в шайку Каневского. Оба бандита после ограбления поезда еще старательнее замели за собой следы.
Каневский начисто отрицал свое участие в этом ограблении. По его словам, он даже не слышал о нем. Последнему поверить было трудно. Ведь этот случай получил в свое время широкую огласку в республиканской прессе, а главарь банды, оказывается, «впервые слышит» об ограблении!
Тогда мы вспомнили о вещах, конфискованных у Гусевой при ее аресте. Может быть, они подскажут нам что-либо новое?
Пассажиры поезда, которым были предъявлены эти вещи, обнаружили среди них красивый бухарский халат, который был украден одновременно с сюзане. Гусева показала, что халат ей сдала в свое время «на хранение» Мария Вилкова, жена… Леньки Шайтана. Таким образом, наши подозрения подтверждались.
Предстояло разыскать и выловить участников преступления. Хорошим помощником в розыске этих двух, да и некоторых других уголовников оказался Николай Иванович Шипкалов, человек, о котором я до сих пор вспоминаю с самым теплым чувством.
Но сначала несколько слов о нем самом. К нам он пришел из… тюрьмы. Пришел и сказал:
— Если чем могу быть полезен в борьбе с бандитами, можете мною располагать в любое время. Никакого вознаграждения не прошу. Вот мой адрес…
Николаю Шипкалову мы поверили. И вот почему. Сам он рабочий, на его иждивении престарелый отец. Однажды на рынке к нему в карман (а там лежала получка, которая заранее была рассчитана по рублям и копейкам) залез какой-то воришка. Шипкалов тут же на базаре до полусмерти избил его. За это Николаю дали четыре месяца тюрьмы.
Сидел Шипкалов в общей камере с уголовниками. Там он навидался и наслышался многого, что не могло до глубины души не возмутить честного человека. В тюрьме он благоразумно ничем не обнаружил своих истинных мыслей и за тихий характер, умение слушать и вовремя «посочувствовать» заслужил их уважение.
Вот кто был Николай Иванович Шипкалов, которого мы и решили отпустить «на дно». Его задачей было напасть на след бандитов Леньки Шайтана и Ваньки Ямщика, подозревавшихся нами в ограблении поезда.
«Дном» Шипкалов избрал чайхану на окраине Самарканда. Чайхана работала почти всю ночь. Здесь можно было покушать, выпить бодрящего зеленого чая и даже «зарядиться» анашой. По вечерам на свет ее лампы-молнии собирался бесприютный базарный люд, жулье разных возрастов и воровских профессий. Владельцем чайханы был Багир, тучный, шумливый узбек, почти круглые сутки метавшийся от кухни к прилавку и обратно.
Вот к Багиру-то и отправился Николай Шипкалов, надеявшийся встретить здесь кое-кого из числа тюремных «дружков». Однако ни в этот, ни на следующий день никого из них он не встретил. А воровская мелюзга, с которой он познакомился, была ему не нужна.
Только на третий день он встретил здесь более или менее полезного для него человека — Федьку Челыша,