— Нашел, — я говорил спокойно, уверенно. — В лагере, когда еще был там. Подошел к штабной палатке. И увидел в траве сложенный лист. Поднял, прочитал. Сначала не придал значения, подумал, какая-то случайная бумага. Но потом понял это катастрофа. Кто-то из группы работает на австрийцев.
— Где именно вы нашли это? — повторил Дмитриевич.
— В траве, шагах в двадцати от штабной палатки. Слева от входа, если смотреть от костра.
— Когда?
— Вечером, около восьми. Уже начинало темнеть.
Дмитриевич взял письмо обратно у Танковича. Поднес к лампе на столе, внимательно изучил бумагу, печать, почерк. Провел пальцем. Понюхал бумагу, проверял чернила. Снова вчитался в текст.
— Почерк профессиональный. Офицерский. — Полковник поднял глаза на меня. — Упоминание банка Земуна логично. Приграничный город, удобно для передачи денег.
Пауза.
— Это не вы подделали это, Соколов?
Я выдержал его взгляд, не моргнув.
— Нет, господин полковник. Я рискую жизнью, работая с вами. Зачем мне подделывать такое? Если бы хотел сорвать операцию, просто ушел бы. Или донес бы жандармам. Я принес вам это, потому что предательство в ваших рядах губит все дело.
Танкович схватил письмо, перечитал еще раз.
— Нужно проверить всех! Немедленно! — голос его дрожал от ярости. — Допросить! Найти, кто ездил в Земун! Проверить банковские счета! Кто-то из этих сволочей продался!
— Успокойтесь, майор, — Дмитриевич поднял руку, и Танкович замолчал, тяжело дыша.
Полковник подошел к окну, держа письмо в руке. Стоял долго, глядя на улицу. Солнечный свет падал на его лицо, и я видел глубокие морщины у глаз, седину в бакенбардах. Человек, который всю жизнь посвятил тайной войне, и вот теперь столкнулся с предательством в собственных рядах.
— Это меняет все, — сказал он, не оборачиваясь.
Потом повернулся к нам.
— Если у нас предатель, операция под угрозой. Австрийцы будут знать каждый наш шаг. Они усилят охрану эрцгерцога. Подготовят засады. Наши люди пойдут на верную смерть.
Он подошел к столу, положил письмо на столешницу. Посмотрел на Танковича.
— Майор, вернитесь в лагерь. Никому ни слова об этом письме. Понятно? Никому.
— Так точно, господин полковник, — Танкович вытянулся по стойке смирно.
— Наблюдайте за всеми. Внимательно. Проверьте, кто из них ездил в Белград в последние две недели. Кто мог побывать в Земуне.
— Слушаюсь.
— Проверьте их финансовое состояние. Откуда у них деньги, если есть. Обратите внимание на любые траты, которые не соответствуют их возможностям. На новые вещи, на щедрые траты.
— Так точно.
— Доложите мне через три дня. Все, что узнаете. Каждую мелочь.
Танкович кивнул, повернулся и вышел из кабинета. Шаги его удалялись по коридору, потом хлопнула входная дверь.
Мы остались вдвоем. Дмитриевич снова сел за стол, взял письмо, еще раз перечитал. Сложил, положил в ящик стола, запер на ключ.
— Соколов, вы хорошо сделали, что принесли это, — сказал он, глядя на меня тем же непроницаемым взглядом. — Предательство худшее, что может случиться с конспиративной организацией.
— Понимаю, господин полковник.
— Но запомните, никому ни слова. Если слух об этом письме распространится, начнется паника. Люди будут подозревать друг друга, дело развалится.
— Понятно, господин полковник.
— Можете идти. Я свяжусь с вами, когда понадобится.
Я встал, поклонился и вышел из кабинета. Помощник проводил меня до двери. На улице я глубоко вдохнул свежий воздух. Солнце клонилось к закату, бросая длинные тени на мостовую.
Дело сделано. Психологический доклад посеял сомнения в надежности боевиков. Поддельное письмо вызвало панику, подозрения в предательстве. Теперь Дмитриевич будет проверять каждого, сомневаться в каждом. А я получил время для третьего, решающего удара.
Глава 16
Утечка
Улица Князя Михаила в полдень кипела жизнью. Торговцы выкрикивали цены, покупатели торговались, извозчики покрикивали на лошадей.
Я шел медленно, разглядывая вывески. Дом семнадцать оказался трехэтажным зданием с облупившейся желтой штукатуркой. На втором этаже висела вывеска: «Милан и сыновья. Ткани».
Я поднялся по узкой лестнице. Дверь магазина открыта. Внутри пахло новой тканью и нафталином. Вдоль стен тянулись стеллажи с рулонами материи, от грубого сукна до тонкого шелка.
За прилавком сидел мужчина лет пятидесяти, полный, с аккуратно подстриженной бородкой. Он разглядывал счета через пенсне.
— Добрый день, — я прикрыл за собой дверь. — Ищу качественный шелк. Слышал, у вас хороший выбор.
Милош, а это был несомненно он, поднял глаза. Взгляд острый, оценивающий. Тот самый информатор с выходом на австрийскую разведку, о котором говорил Артамонов.
— Шелк есть разный, — сказал он, откладывая бумаги. — Что именно интересует?
— Шелк из Солуна нынче дорог, — произнес я кодовую фразу, глядя ему в глаза.
Милош замер на мгновение. Потом медленно кивнул.
— Дорог, — согласился он. — Но качество того стоит. — Он встал, подошел к двери, перевернул табличку на «Закрыто». — Пройдемте в заднюю комнату. Там покажу лучшие образцы.
Я последовал за ним через узкий проход между стеллажами. Задняя комната оказалась маленькой и тесной, стол, два стула, сейф в углу. Милош плотно прикрыл дверь.
— Значит, от него, — сказал он, садясь. — Что нужно передать?
Я сел напротив, положив руки на стол.
— Информацию. Для австрийцев. Срочную.
— Слушаю.
Я наклонился вперед, понизив голос.
— В конце июня. Готовится покушение. Группа из шести человек, все молодые сербы, студенты и гимназисты. Они уже находятся на территории Боснии, проходят финальную подготовку. Вооружены револьверами и бомбами. План атаковать высокопоставленное лицо из империи.
Милош слушал неподвижно. Лицо его не выражало никаких эмоций, профессионал.
— Кто они? — спросил он.
— Связаны с организацией «Млада Босна» и имеют поддержку сербских националистических кругов.
— Точное место и цельпокушения известно?
— Нет. Они сами ждут уточнения.
Милош достал из кармана маленький блокнот и карандаш, быстро записал. Оторвал листок, сложил вчетверо.
— Это дойдет до нужных людей в течение двух дней, — сказал он. — Они успеют принять меры.
— Хорошо.
Я встал. Милош проводил меня обратно в магазин, снова перевернул табличку на двери. Когда я выходил, он уже сидел за прилавком с теми же счетами, будто ничего не произошло.
На улице я глубоко вдохнул. Через два дня австрийская разведка узнает о готовящемся покушении. Они усилят охрану эрцгерцога, может быть, даже отменят визит. А когда Дмитриевич узнает об утечке, а он обязательно узнает, его подозрения усилятся. Письмо о предателе получит подтверждение.
* * *
Исповедальня церкви Святого Марка встретила меня той же прохладой через три дня. Я скользнул в кабину, услышал знакомое покашливание за решеткой.
— Все сделано, — сказал я без предисловий. — Все три акции проведены. Дмитриевич получил доклад о ненадежности боевиков. Я подбросил ему поддельное письмо от австрийской разведки, теперь