В «Саге о Греттире» рассказывается, что у представителей следующего поколения случались распри из-за фьорда Рейкьяфьёрд, который Эйрик вроде бы «отдал» Энунду. И снова мы видим то же самое: владения Гейрмунда распадаются. Сыновья Эйрика желают вернуть себе земли отца, а также все их богатства. Экономическая ситуация изменилась, и отчуждение этой земли больше не несло никакой выгоды.
Один день из жизни Гейрмунда
Мы частично увидели, чем Гейрмунд Чёрная Кожа занимался на девственных землях Исландии. Мы отметили, что этот мужчина обладал впечатляющей практической смёткой, ведь он расселил своих людей в лучших местах и транспортировал товары от них в свою главную усадьбу.
Но нигде ни слова не говорится о том, улыбался ли он в гневе или как звучал его голос. Были ли у него какие-нибудь некрасивые привычки, может, он щурился, когда говорил? Умел ли он слагать песни, и в таком случае, какие? Хороший ли он рассказчик? Обладал ли чувством юмора? Я копался в источниках и занимался их изучением, потратив несколько лет на то, чтобы определить и проложить старые транспортные пути моего предка, но я так прискорбно мало знаю о том, каким он был человеком. Мне придётся разбудить фантазию, чтобы немного приблизиться к нему. Например, давайте представим себе один день из его жизни. Итак:
Гейрмунд просыпается от раскатов хохота за стенами дома и выскакивает из кровати. Рыжеволосая рабыня помешивает в кастрюле, висящей над огнём, дым туманом поднимается к отверстию в потолке. Он натягивает на себя кожаные штаны, подпоясывается ремнём, надевает суконный свитер поверх льняного белья, встаёт и накидывает на плечи тёмно-синий плащ и застёгивает его фибулой. Торкатла сонно поднимается с овечьих шкур, обнажая грудь. «Ты куда?» — спрашивает она.
Из Баллары пришла весть о травме: один раб получил ожоги во время топки жира. Надо выяснить, что можно предпринять для его спасения. Гейрмунд снимает пояс с мечом со спинки кровати и надевает его на себя.
Стоит ему показаться в дверях общего дома, как смех и разговоры на улице стихают. Солнце ярко светит в лицо Гейрмунду, и он щурит свои монгольские глаза так, что их становится почти не видно. Волосы его черны и блестящи, кожа на круглом приплюснутом лице — тёмная. Мы видим, как он выходит из общего дома в Гейрмундарстаде: огромный монгол в сапогах из тюленьей кожи внимательно оглядывает простор фьорда перед ним.
Люди с благоговением ожидают его приказов. Гейрмунд замечает Ильтурку, которая уже собралась и стоит вместе с двумя другими женщинами.
— Вы нашли травы? — спрашивает он.
— Мы делаем всё, что можем, — отвечают они. Первый телохранитель Гейрмунда, Торстейн Рыжий, сообщает, что осёдлано двадцать лошадей, и спрашивает, достаточно ли этого.
— Достаточно, — коротко отвечает Гейрмунд. Люди садятся на спины своих лошадей, упряжь и кое-какое оружие позвякивают железом, когда мужчины забираются в сёдла. Тихий топот копыт доносится от группы людей, отъезжающих к Хрольву в Баллару.
Мыслями Гейрмунд сейчас на севере, на Хорнстрандире. Один из первых прибывших весной кораблей привёз весть о том, что целых пять ирландских рабов не пережили зиму. Он не может позволить себе потерять так много людей за одну зиму. Эти слабаки с юга не имеют закалки, позволяющей противостоять холоду и влаге. Что, если перевозить их на зиму в место с более мягким климатом, например, в Йёкульфирдир (Ледниковые фьорды)? Возможно, там они смогут выходить в море на лодке и ловить рыбу. Это поможет растянуть припасы еды. Нерестовая треска. Хммм. Там они могут изготавливать канаты. Да. И чистить гагачий пух, чтобы не замёрзнуть. В том фьорде много травы, четырёх-пяти коров хватит на всех.
Ну вот и решено. Гейрмунд обсудит это с Эрлюгом в Адальвике во время следующей поездки на север, на зимнюю базу во фьорде Нордфьёрд. [541]
Облака летят на восток, с запада дует лёгкий ветерок. Солнечный свет и тени играют друг с другом, всадники приближаются к мысу Фракканес, где есть люди Гейрмунда. Сегодня это место называется Скаулатоуфтир, «остатки домов», следовательно, здесь стояли дома.
Ильтурка скачет дальше вдоль берега. Гейрмунд медленно приближается к ней. Она до сих пор прекрасна. Её лицо плоское, как поверхность озера, глаза маленькие, поэтому в них не смогут пробраться никакие злые духи, ноги сильные. Он всё ещё по-своему любит её.
Но всё перевернулось с ног на голову после тех ужасных родов. Мальчик неправильно лежал в животе, и когда его наконец вытащили наружу, шея его была обмотана пуповиной, и спасти его не смогли. Сколько его ни стучали по спине, сколько ни тёрли — он не просыпался. Гейрмунду позволили увидеть крошечного сильного мальчика, похожего на него самого. Маленькое пузико наследника. Он лежит на столе, синий и холодный. От крошечного существа веяло удивительным покоем. Казалось, он спит.
С тех пор Гейрмунд ни разу не прикоснулся к ней.
Гейрмунд здоровается с Халльфредом, который руководит работами на Фракканесе. Мужчины слезают с лошадей и позволяют им попастись. Производство идёт хорошо. Множество шкур лежат в соляном растворе, скоро их высушат и обработают. Масло отправят в Дагвердарнес, как только позволит погода на море.
Халлфред показывает Гейрмунду рукоятку ножа, которую один из рабов вырезал из кости в пенисе моржа. Гейрмунд касается кости, он видит, что раб прекрасно владеет ремеслом. Возможно, его надо перевести к другим резчикам. Позже. Он запихивает резную кость под пояс.
Люди скачут дальше.
Гейрмунд всё ещё сердится на зятя Кетиля после вчерашней встречи. Кем это он себя возомнил? Хочет постоянно получать приданое за Ири? Да у него чести нет! Явиться, чтобы потребовать ещё трёх рабов вдобавок к тем трём, что уже получил. Можно подумать, он один сможет уследить за шестью рабами. Да они прибили бы его в тот же день! Он со своими-то рабами справиться не может! Кетиль требовал всё больше лошадей и свиней, для него не существует границ. Неужели он никогда не слышал старинной песни: «Кровью исходит / сердце у тех / кто просит подачек». [542] На свадьбе было сказано много хороших слов, но теперь Гейрмунд сомневается, что Кетиль сможет позаботиться о дороге через нагорье Коллафьярдархейди.
Мальчишка, конечно, из подходящей семьи, дело