А всё Марк Твен виноват, его история «Принц и нищий». Ладно, не буду сваливать на великого писателя, это ведь я её рассказал девушкам. Кто ж знал, что Хельга не просто загорится, вспыхнет от желания устроить себе увлекательную прогулку. Да, это не на гладиаторские бои или кормление мурен смотреть. Не кроваво, зато необычно и ново.
Разумеется, мы отправились в путь через заднюю калитку. Чтобы выйти на соседнюю улицу, необходимо пропетлять между заборами соседних особняков. Там всё заросло кустами, сейчас по осени уже высохшими зарослями крапивы и ежевики. Однако тропку там протоптали. Те самые ребята из шайки Тимохи, которые этим путём прибегают за объедками. Одна из этих оборванцев ждёт нас, чтобы показать дорогу, а то могли бы и в овраг упереться или лишние круги намотать в лабиринте проходов.
Девочку зовут вроде бы Мария, как мою мачеху. Худенькая и чумазая оборвашка в грязных мальчишеских штанах у рубахе без ворота чуть ли не до колен. Недавно кем-то остриженная очень коротко, она похожа на мокрого больного воробышка. Выглядит лет на девять, хотя, знаю, ей уж больше двенадцати. Постоянное недоедание, чего уж. Узелок с едой она от Греты получила и теперь ждёт нас у калитки, присев на корточки и опираясь спиной. Смотрит на нас с подозрением, не понимая, кого это ей велели сопроводить. Я-то её через окно пару раз уже видел, а вот она меня видит впервые. Троих моих спутников тем более.
— Вы чего так долго? — высказала нам претензию, поднявшись при нашем приближении. — Тётушка Грета сказала, сейчас выйдите, а я уж полчаса вас тут жду.
— Не бурчи как старушка. — отвечаю. — Возьми лучше, это тебе. — протягиваю пирожное, которое отобрал перед самым уходом у Юльки.
Глаза, и без того большие, у девчонки чуть на лоб не лезут, сглатывает слюну и берёт угощение подрагивающей ручонкой, грязной будто только что с угольной шахты. Рассматривает, нюхает, вздыхает, опять опускается на корточки и развязывает узелок. Смотрю, там у неё много лепёшек, похоже, большинство вчерашние, недоеденные булки, овоща и даже куски сыра и мяса. Моя управительница не жадничает. Ну, да это я так распорядился.
Девчонка бережно укладывает пирожное между булками, по новой завязывает узелок, поясняет:
— Поделим. Спасибо.
— Это тебе лично. — поясняю. — Доставай и ешь.
Та с жадностью смотрит на свою ношу и с сожалением мотает головой.
— Нет, не могу. — тихо произносит. — Не по понятиям. Мне ж не на улице подали, и я не стащила у кого-нибудь жирдяя. Это место однорукого, он с Тимохой его нашёл на прикорм. Им и решать, как поделить. А вы кто? — не сдержала любопытства. Откуда здесь взялись? Я вас раньше не видела никого.
— Мы тебя тоже. — рассмеялся Карл. — Меньше вопросов. Веди к площади давай, кратчайшим путём.
— Кратчайшим не пройдёте, если не хотите перепачкаться, красавчики. — усмехается девчонка. — Пойдёмте, тут и так недалеко. Быстрее! — почему-то испугалась она подходившего, чтобы закрыть за нами калитку, одного из караульных.
Пропускаю вслед за ней первым своего вассала, потом девушки, и иду следом, замыкающим нашу процессию. Со спины мои спутницы неотличимы от горожанок, причём вполне обеспеченных, что выдают мелькающие ниже подолов платьев кожаные сапожки. Хельга в раже потребовала было себе деревянные башмачки, но, примерив и попробовав их в ходьбе по комнате, от этой отказалась. Жаль, что спереди, если к девчонкам присмотреться, пытливый ум различит в них аристократку и крестьянку. Да, Берта всё ещё выражением лица напоминает ту крепостную юную красавицу, которую я встретил на дороге возле Олска — немножко наивности, немножко тревоги.
Обходим заросший чахлым ивняком — видать, где-то рядом водный источник — довольно длинный овраг, куда сносят мусор с окрестных домов, особняков, складских помещений и торговых лавок. Хорошо, что как такового неиспользуемого мусора в нашем районе остаётся совсем мало, почти всё идёт в дело и растаскивается голодранцами. Любая старая тряпка или подгнившая доска для кого-то ценность. Иначе выросла бы свалка. Коммунальные рабы редко появляются на задворках, они и центральные-то улицы и площади в последнее время кое-как убирают. Разлад в королевстве докатился и до городского хозяйства. Общественных рабов чиновники наверняка используют для личных нужд.
Проходим насквозь тупик и опять начинаем петлять вдоль зарослей. Тропки тут действительно натоптаны, и идти не трудно, ну почти, то есть, троим из нас. А вот принцесса умудряется цепляться рукавами почти за каждый куст или даже не выпирающую далеко ветку. Ну, вроде платье не порвала, и настроение не испортила.
Идти до площади Хромого короля и правда оказалось недалеко и недолго, хотя наша проводница иногда останавливалась и оборачивалась с недовольным видом, дескать, чего вы там как черепахи? Остановилась перед узким — стены почти впритык друг к другу — проходом между трёхэтажными доходными домами. Махнула рукой.
— Вам туда. — и почесала левую ступню в обмотках об другую ногу. — Вон уже базар.
— А ты-то чего с нами не идёшь? — поинтересовалась Хельга.
— Ты дура что ли? — шмыгнула носом оборванка. — Отберут же. — подняла она чуть повыше узелок со снедью. — В этом районе так-то ребята Гвоздя побираются и работают. Увидят меня, поколотят. Чего это ты? — отшатнулась от протянувшей ей руку принцессе.
— Возьми хоть это на память. — усмехнулась та.
Когда уж она успела залезть в висевший у неё на поясе кошель, я не заметил. Когда разжала ладонь, там блеснула золотая монета в десять драхм. Маленькая нищенка аж отшатнулась, когда разглядела, что ей предлагают, и выпучила глаза.
— Хочешь, чтобы мне в горло за фальшивку расплавленный свинец влили?
— Она настоящая. — нахмурилась принцесса. — Бери, это я тебе даю.
— Ага, — во взгляде девочки только настороженность многократно битой жизнью бедолаги. — Откуда у тебя? Украла? А скажут про меня. И руку как Фрицу отрубят. Ты точно дурочка.
Я уже хотел вмешаться и заменить золотой на пару медяков, но оборванка неожиданно передумала осторожничать, схватила доход среднего ремесленника за неделю упорного труда, резко развернулась и побежала между домом и зарослями кустарников так, что только обмотки засверкали.
— С тобой только в разведку ходить. —