И если быть уж совсем честной, сейчас я как никогда благодарна мужу. Глядя на нашу дочь на сцене, чувствую, как трепещет мое сердце. Даже несмотря на то, что наш брак со Славой развалился на кусочки, мы с ним создали нечто прекрасное. Нашу малышку. Плевать, что Кира сейчас, скорее всего, ненавидит меня, я не перестаю любить. И надеюсь, что однажды мы снова найдем с ней общий язык.
Кира замирает в финальной позе, а зал взрывается аплодисментами. Я тоже не выдерживаю: вскакиваю на ноги, хлопаю, кричу "браво", даже несмотря на то, что знаю — она меня не услышит в море оваций. Кира кланяется, улыбается, но ее глаза пусты. Она смотрит в зал, и я вижу, как ее улыбка становится чуть более натянутой. Почему? Что не так? Неужели, это потому что она не нашла своего отца? Хотя… по идеи, где-то здесь должна быть моя мать — вряд ли она пропустила такое событие. Может, Кира ее ищет?
— Держите, — Антон сует мне в руки один из букетов, которые принес ко мне в офис. — Идите, поздравьте ее, — парень подталкивает меня к дочери.
Поддаюсь.
Понимаю, что Кира может и на этот раз оттолкнуть меня, но не могу не предпринять еще одну попытку помириться с ней.
Радует то, что наши с Антоном места у прохода, поэтому мне не приходится пробираться через людей, прежде чем направиться к сцене.
Почти подхожу к ней, как вижу, широкую улыбку, озарившая лицо дочери в тот момент, когда она опускает взгляд вниз. Сердце пропускает удар. Надежда крылышками бабочек начинает порхать в животе.
Неужели, у нас сейчас получится снова найти путь друг к другу?
Вот только не успеваю я подойти к лестнице, ведущей на сцену, как мне кто-то перерезает путь. Застываю, чтобы не врезаться в человека-метеора, который во мгновение ока поднимается на сцену. А уже в следующий миг все внутри меня ухает вниз, потому что я вижу, как другая женщина дарит моей дочери цветы и притягивает ее в объятия.
Светлана!
Глава 41
Кажется, мое сердце разрывается на клочья. Иначе я не могу описать ту острую боль, которая пронзает мою грудь. Я даже не могу сделать вдох, пока смотрю на то, как моя дочь принимает букет от, по сути, посторонней для себя женщины.
Светлана ей никто! Никто! А Кира относится к ней лучше, чем ко мне, своей родной матери.
Слезы наполняют глаза, взор размывается. Я вижу лишь силуэты, но чувствую… все. У меня внутри разгорается настоящая агония.
Стою, словно прикованная к месту, вцепившись в свой букет и чувствуя, как каждая клеточка моего тела кричит от боли. Моя дочь, моя маленькая девочка, которая когда-то смотрела на меня с обожанием, теперь улыбается Светлане, принимая из ее рук букет цветов.
— Спасибо, Света, — читаю по губам дочери два приносящих душераздирающую боль слова.
Хочется закричать. Но я молчу. Не могу произнести ни слова. Мои руки сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони, но эта физическая боль ничто по сравнению с тем, что творится у меня внутри.
Вижу, что губы Светланы тоже шевелятся, а мозг сам дорисовывает слова:
— Пожалуйста, дорогая, — голос женщины у меня в голове звучит так мягко, так заботливо, что мне хочется броситься на нее, вырвать этот букет и крикнуть: “Это моя дочь! Моя! А ты вали подальше!”. Но ничего не делаю.
Просто стою и смотрю, как моя дочь обнимает бывшею жену моего мужа, и чувствую, как земля уходит из-под ног.
Слезы, наконец, прорываются наружу, текут по щекам. Быстро вытираю их, чтобы никто не заметил.
— Милена, — над ухом раздается тихий голос. Вздрагиваю. Но взгляда от приносящей лишь страдания картины не отвожу. — Пойдемте, — Антон… да это он, кладет руку мне на поясницу, надавливает, разворачивая, и подталкивает меня к выходу.
Не сопротивляюсь. Такое чувство, что из меня высосали все соки. Ноги едва слушаются, но я иду, словно в тумане, не в силах осознать, что происходит вокруг.
Не понимаю, как нам удается выйти из зала, легкая прохлада обжигает лицо. Закрываю глаза, чувствуя, как слезы снова подступают, но теперь я уже не пытаюсь их сдержать.
— Милена, — снова слышу я голос Антона. На этот раз он звучит мягче, почти нежно. — Давайте сядем.
Он подводит меня к скамейке около окна, и я безропотно опускаюсь на нее. Руки дрожат, в груди все еще бушует буря из эмоций, которые я не могу выразить словами.
— Дышите, — говорит Антон, садясь рядом. — Просто дышите.
Я пытаюсь последовать его совету, делая глубокий вдох, но он срывается на полпути, превращаясь в рыдание.
— Я не могу… — начинаю, но голос прерывается.
— Можете, — твердо говорит Антон, забирает у меня букет, кладет его на подоконник за нашими спинами. — Вы сильнее, чем думаете, — столько уверенности звучит в голосе сына моего мужа, что я немного теряюсь.
Антон даже не знает меня толком, но не сомневается во мне ни на секунду. Поэтому не могу сдержать своего любопытства.
— С чего ты это взял? — поворачиваю голову к парню, смаргиваю слезы, когда вижу лишь расплывчатое выражение лица. Не сразу, но взор прочищается. Поэтому мне с легкостью удается рассмотреть в глазах Антона не только сочувствие, но и уверенность.
Уверенность в том, что я справлюсь.
— Потому что я видел, как вы противостояли моей матери, — печальная улыбка касается его губ. — Знаете, мама всегда была взбалмошной и… мстительной, — отворачивается, вперивает взгляд в резную деревянную дверь, из которой начинают повально выходить люди. Они разбредаются по разным сторонам, но мы с Антоном их даже толком не замечаем… находимся в собственном мирке, полным размышлений и сожалений.
Плечи парня так сильно приподнимаются, словно он пытается удержать на них неподъемную ношу. Но это не мешает Антону продолжить говорить: — Если что-то шло не по ее сценарию, мама начинала беситься. А когда она выходила из себя… это ничем хорошим не заканчивалось. На самом деле, стоило маме выйти на тропу войны, даже отчим не решался ее тронуть. А вы открыто выступили против нее, и мне помогли. За что, кстати, большое спасибо, — парень бросает на меня короткий благодарный взгляд. — Я даже не