Я смотрю вслед машине, пока она не скрывается за поворотом, мои эмоции превращаются в ураган отчаяния. Как только она скрывается из виду, я отправляюсь на поиски Игоря.
Я нахожу его в кабинете, в одиночестве.
— Это ты во всем виноват, — с порога я бросаюсь обвинениями, гневно тыча в него пальцем. — Я был счастлив. Ты все испортил.
Его челюсть напрягается, губы сжимаются в тонкую полоску.
— Если хочешь кого-то обвинить, обвини Полину.
Конечно. Так будет проще всего. Обвинить во всех бедах Полину.
Но в глубине души я понимаю, что единственный человек, виновный в произошедшем, — это я сам.
Глава 44
Лежа на полу в детской на следующий день, я чувствую себя самым разбитым и несчастным человеком в мире.
Мила поднимает взгляд от замка, который строит из из кубиков, и хмурится, стоит мне попытаться подняться с обреченным стоном.
— У тебя голова болит, дядя Матвей?
— Нет, нет, — я потираю костяшками пальцев чуть повыше солнечного сплетения. — Болит скорее… грудь?
Арина снимает заколку с моих волос и снова застегивает ее. Она сидит над моей головой и периодически заглядывает в лицо, каждый раз пугая неожиданностью своих движений.
— Тебя ударили чем-то острым?
— Да. Очень острым, — хорошая аналогия для любви, правда же? Мол, любовь прекрасная, но колючая, как роза?
Я до сих пор не могу поверить, что Яна ушла.
В миллионный раз я вспоминаю все произошедшее накануне. Яна сумела причинить мне боль практически профессионально. Но если честно, я и сам был не очень-то мил.
— Вообще-то, — приходится поправить самого себя, — я сам виноват.
Острый язык, острые обвинения.
После такого скандала неудивительно, что она ушла.
Снова застонав, я слабо бьюсь головой об пол, и Арина смотрит на меня, как на идиота, коим я, собственно, как раз и являюсь.
— Я все сделал неправильно, девчонки. Абсолютно все, — целый день я злился на Яну за то, что она ушла, злился на отсутствие ответов, злился на то, что, как я был абсолютно уверен, она сделала.
К черту ее — такой была моя мантра перед сном. К черту ее.
Сегодня гнев утих, и в душу закралось сожаление.
К черту ее, но и меня тоже. Загибая пальцы, я считаю все свои ошибки.
— Я не должен был лезть в ее чемодан и телефон. Я должен был спросить ее напрямую. Не на глазах у всех. Я отреагировал слишком бурно.
Во мне говорили эмоции. Сейчас же мне просто хочется узнать правду.
— Вот только я не ошибся. Она отправила эти фотографии непонятно кому. Зачем?
— Я люблю фотографировать, — вдруг говорит Арина. Взяв кубик, она подносит его к одному глазу и делает вид, что щелкает. — Улыбнись, дядя Матвей!
Я позирую перед фальшивой камерой, но моя улыбка быстро исчезает. Все кажется неправильным, ужасным и бессмысленным.
— Мне ведь пришлось убеждать ее встречаться со мной! Впервые за всю жизнь, — есть мысль, что Яна специально играла в отстраненность, но откуда ей было знать, что такой план сработает? — Она даже не хотела приезжать сюда. Она боялась, что будет мешать семейным посиделкам, и мне пришлось заверить ее, что все будет в порядке. Как же я ошибался.
Я сажусь и смотрю на свою младшую племянницу.
— Я не виню в этом твоего отца, Мила. Мог бы, но не стану. Не он злодей в моей истории, — Игорю я соврал, сказал совсем другое. Я знаю, что он просто заботится о своей жене и детях. Заботится обо мне.
Я снова опускаю голову.
— Честно говоря, винить Полину я тоже не могу. Она никогда не делала мне ничего плохого. Я едва знаю эту женщину. Зачем мне ввязываться в ее драму? — может она злодей истории моего брата, но моей? Злодей моей истории — я сам.
По крайней мере, я себя чувствую именно злодеем.
Если только злодей не Яна. Моя голова говорит, что такой расклад тоже вполне вероятен.
Но сердце чувствует совсем другое.
Сердце помнит, как она чувствовала себя в моих объятиях. Как она таяла, когда мы целовались. Слишком быстро, сказала она, и мне показалось, что она говорила всерьез.
— Это самое страшное, — говорю я, вслух преодолевая отчаяние. — Я думаю, что она тоже может по-настоящему любить меня. Первая женщина, с которой у нас взаимность, а я взял и... все испортил. Я имею в виду, она была идеальной. Мы отлично подходили друг другу. Прекрасно общались, совпадали интересами, имели похожие проблемы в прошлом. И се... - я ловлю себя на том, что пытаюсь сказать при двух маленьких девочках слово “секс”, вовремя останавливаясь. — Ну, в общем. Вы поняли, о чем я. Или не поняли, но однажды поймете. Суть в том, что я ей нравился, и она мне нравилась, и все было хорошо.
Это та часть, которая ранит больше всего. Независимо от того, работала она на кого-то или нет...
— А потом я обвинил ее в том, что она сделала что-то ужасное. В том, что она сама ужасная, — что, если она ничего не делала? Тогда получается, что ужасный тут я.
В любом случае, у меня разбито сердце.
Мила подползает ближе и кладет руку мне на щеку.
— Это нормально — совершать ошибки, дядя Матвей. Ты просто должен попросить прощения.
— Думаю, чтобы все исправить, потребуется нечто большее, чем извинения.
Но, конечно, остается еще огромная проблема, имя которой — Игорь.
Даже если Яна невиновна, даже если я смогу убедить ее дать мне еще один шанс, как я смогу убедить его отнестись ко всему спокойно?
Дверь в комнату внезапно открывается, напугав меня. Я поворачиваюсь и вижу Лену, стоящую на пороге.
Мила бежит к ней.
— Мамочка!
Лена наклоняется, чтобы подхватить дочь на руки, затем бросает взгляд в мою сторону.
— Ты решил выкладывать все свои проблемы детям?
— Эм... может быть?
Она кивает в сторону устройства на полке, похожего на рацию.
— Радионяня включена. Я слышала каждое слово.
Глава 45
Я едва сопротивляюсь желанию снова простонать.
— Прости. Я сказал что-то неуместное?
— Нет, — она усаживает Милу, чтобы продолжить игру, и сама устраивается на кресле. — Ты только что заставил меня почувствовать себя очень виноватой.
— Виноватой? — я сажусь, прислонившись спиной к стене, чтобы оказаться лицом к лицу с Леной. — Почему?
Моя невестка тяжело вздыхает.
— Потому что я заставила тебя поверить в худшее о Яне. Или поверить в то, что худшее возможно,