Пока мы танцуем и смеемся друг над другом, я начинаю задавать им болезненные вопросы, которые мне следовало задать, когда они сказали, что меняют свою жизнь к лучшему. Я расспрашиваю их об их ребенке, заставляю показать мне фотографии их дома, и мы обсуждаем рестораны по соседству.
В конце концов, они обе от волнения разглагольствуют со скоростью одной мили в минуту, рассказывая нам все о своих планах. Мое сердце переполняется, когда я вижу их счастливыми, зная, что даже если это будет происходить на расстоянии, я все равно буду радоваться тому, что они добиваются успеха как семья. Если кто-то этого и заслуживает, так это эти двое.
Когда они вдвоем обнимают друг друга, а медленная песня плывет сквозь ночь, я подхожу за новыми порциями шотов, чтобы завтра утром мне было ещё хуже, чем уже могло быть.
Чувствуя себя внезапно обаятельной, я начинаю танцевать со всеми, даже уделяю немного больше внимания Рексу, который считает, что я "восхитительно плохо" исполнила для него песню из Парка Юрского периода. Он мог бы неплохо отвлечь внимание сегодня вечером своими шутками и непринужденной улыбкой, но он так далек от моего типа, хотя мой "типаж" обычно — токсичные придурки.
Однако мне говорили, что я не даю людям шанса, и как только мой терапевт согласился, я начала более критически относиться к этому. Я думаю, что просто пытаюсь поместить кого-то со мной в коробку, но сама не знаю, как выглядит коробка и насколько она велика. Возможно, в ней даже не поместятся два человека. Может быть, это только для меня. И это нормально. Я могу побыть наедине с собой, пока у меня есть пазлы, книги и фотоаппарат. И тысяча других хобби. Со мной все будет в порядке.
После того, как Рексу надоедает моя ограниченная политика прикосновений, он бросает меня ради гораздо более дружелюбной женщины. Остановившись на минутку у перил, я смотрю в небо, освещенное зданиями вокруг нас, позволяя гудению в голове заменить душевную боль. Это то, что нам было нужно.
Через некоторое время, когда мы вспотели от танцев и алкоголя, я, наконец, начинаю верить в свою собственную мантру. Может быть, я смогу исцелить себя, или научиться драться, или что там еще сказал тот чудак на улице на прошлой неделе.
Но если худшее окажется правдой, и мне не станет лучше, и это последний раз, когда мы встречаемся без чувства вины, тогда я рада, что нам удалось повеселиться.
Завтра все буде хорошо.
Обнимаю ее
Николай
Я не могу оторвать от нее глаз, когда она полностью отдается процессу. Она прыгает вокруг, следя за тем, чтобы все хорошо проводили время, пока поет с Реей и ее друзьями во всю глотку.
По мере того, как я наблюдаю, как она все больше пьянеет, во мне начинает зарождаться еще одно новое ощущение. Это напряжение, на моем лице и во всем теле, как жгучий зуд, который усиливается, когда другие люди прикасаются к ней. Я чувствую сильную дилемму, потому что часть меня хочет оторвать от нее каждого человека и перебросить их через перила, но другая часть просто хочет быть там с ней, а не сидеть с курильщиками в углу. Я не думаю, что выглядел бы так плавно, как Ана и ее подруги, когда они танцуют, но я мог бы попытаться.
Может быть, ей снова помогло бы, если бы я был рядом, потому что я могу видеть сквозь ее приклеенную улыбку. Она могла бы опереться на меня, потому что я уверен, что она устала. Она никогда так много не общается. Но если ее цель — обрадовать Рею и Валери по поводу отъезда, то ей это удалось. Они верят ее лжи. Хотя я думаю, что это дорого обошлось ей самой. Все хорошо проводят время, но она так измучена.
Я наблюдал за вечеринкой через камеры наверху, которые взломал, но как только она чуть не поскользнулась у перил, я больше не мог ждать внизу, в своей квартире. Я снова благодарен судьбе за то, что нашел квартиру в ее доме, чтобы оставаться рядом с ней, потому что она все так же безрассудно относится к своей жизни.
Царь
Мы слышали, что этот урод Джерард и его команда наняты. Зеленый свет на то, чтобы убрать его, если он перейдет тебе дорогу, но клиент теряет терпение. Расскажи мне, что происходит, чувак. Ты уверен, что тебе не нужно, чтобы мы пришли и помогли? Прямо сейчас мы все заняты другими делами, но можем, по крайней мере, встретиться, чтобы поговорить об этом.
Я снова перечитываю сообщение, которое Царь прислал мне этим утром, и свинцовая тяжесть в моем животе вновь растет. Я навожу большой палец на кнопку отправки, но снова решаю не делать этого. Я до сих пор понятия не имею, что собираюсь делать. Прошло несколько месяцев, так что, конечно, клиент нанял бы кого-нибудь другого. Почему я ничего не подготовил для этого? Какого черта, я думал, что это не произойдет?
— Для меня не найдется?
Все мои мышцы резко напрягаются, когда ее воздушный, слегка невнятный голос поет прямо надо мной. Опустив голову, я убираю телефон подальше, чтобы подготовиться.
Никто не подходит ко мне. Я не всегда уверен почему, но Поли, химик из нашей команды, рассказала мне кое-что об "эффекте сверхъестественной долины", который, по ее мнению, у меня есть. Куда бы я ни пошел, люди не обращают на меня внимания, потому что не могут понять, почему я доставляю им дискомфорт. Как статуя, притаившаяся в сторонке, рядом с которой люди не чувствуют себя достаточно непринужденно, чтобы смотреть на нее; близка к человеческой, но недостаточно. Вот почему я сижу в углу, а люди садятся рядом со мной, но в основном повернувшись ко мне боком или спиной.
Но не моя девочка. Именно она будет искать здесь человека, который для нее наиболее опасен.
Не отрывая глаз от земли, я достаю сигарету и протягиваю ей. Затем случается это: правило номер один нарушается прикосновением. Когда она теряет равновесие в своих туфлях, теплая шелковистая кожа на ее руке скользит по мне, чтобы она могла удержаться.
Мне приходится приложить больше силы, чем я был готов, чтобы заставить свое тело оставаться неподвижным. Огонь пронзает меня от ее простого прикосновения, но она не замечает этого, смеется над собой и скидывает туфли, все еще держа меня