Наше дыхание синхронизируется, когда наши тела прижимаются друг к другу, и на мгновение мой разум полностью отключается. Я в ловушке. Поймана. Когда он прижимается лицом к моей шее, я закрываю глаза, готовая позволить ему делать все, что он пожелает. Я ничего не могу сделать, чтобы остановить его.
Его жар внезапно покидает меня, когда он вскакивает с кровати и устремляется в ванную. Веревка на спинке кровати провисает, но я не двигаюсь.
Противоречивые, постыдные и сбивающие с толку ощущения терзают мой разум, когда я начинаю остывать, но моей паники нигде нет. Я должна быть напугана больше, чем когда-либо, или продолжать пытаться сопротивляться.
Он причинил мне боль, но остановился, когда я ему сказала. Мне следовало сказать это раньше. Пока я лежала здесь в своем унижении, я должна признать, что, думаю, я хотела увидеть, чего он на самом деле хочет от меня. Я хотела разгадать тайну, даже если это причинит боль. Но самым запутанным во всем этом начинаю быть сама я. Забываем о его проблемах; мне нужно сосредоточиться на своих.
В душе льется вода, и я поднимаю отяжелевшие веки, когда он проходит мимо меня в гостиную. Он подбрасывает поленья в камин, тусклый отблеск пламени смешивается со светом из ванной. Я наконец-то снова могу видеть, и температура в комнате повышается из-за огня. Или, может быть, просто от того, что он вернулся.
Он отходит на другую сторону кровати, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, мое бесполезное тело даже не напрягается, когда он склоняется надо мной и сматывает веревку с моих рук.
— Ты можешь идти? — тихо спрашивает он, поворачивая меня за плечо. Я киваю, пытаясь соскользнуть с кровати и натянуть штаны, вынуждая себя зашипеть, когда ткань натирает мою воспаленную кожу. Он стоит сбоку от двери в ванную, его плечи все еще напряжены, как будто дыхание еще не восстановилось.
— Иди в душ. — Его голос тих, но тон по-прежнему не оставляет места для обсуждения.
Он просто хочет, чтобы я его послушала. Я могу это сделать. Пока.
Я знаю, что она сейчас чувствует
Николай
Как только она заходит в ванную, от которой уже идет пар от теплой воды, она пытается закрыть за собой дверь, но я проталкиваюсь внутрь. Она быстро оглядывается на меня с протестом во взгляде, но я просто поднимаю бровь, бросая ей вызов. Она смотрит на меня своими выразительными глазами, пока мы сцепляемся друг с другом в безмолвной битве, которую я выигрываю.
Я жажду ее неповиновения, но, держу пари, у меня осталось несколько минут, чтобы овладеть ее разумом теперь, когда она знает, что хочет, чтобы я стал ее отражением.
Я вибрирую от самого сильного электричества, которое когда-либо ощущало мое тело. Мои руки на ней, заставляющие ее кричать из-за меня, осознание того, что она принадлежит мне, не могут сравниться ни с чем. Возможно, один раз, когда меня пытали, я полагаю.
Моя команда взялась за то задание, когда мне был около двадцати одного года. Оказалось, что это ловушка, организованная радикальной группой. Их целью было перестроить Агентство, и они предположили, что я и моя команда начали "революцию".
Они хотели, чтобы я сказал им не только, где находится моя команда, но и где все остальные сбежавшие солдаты. Они продержали меня в своем лагере более пятисот часов. Меня допрашивали каждый час, мне почти не давали спать, постоянно пытали электрическим током, водой, резали на куски... но я никогда ничему не поддавался. Я смеялся над ними. В конце концов моя команда нашла меня, и мы уничтожили то, что осталось от их группы.
Думаю, я бы выдал все свои секреты, если бы она была моей мучительницей. Впервые с тех пор, как я встретил ее, я боюсь, что у нее есть вся власть. Она, должно быть, сбита с толку тем, что я могу сделать с ее телом, но то, что она может сделать с моим, потрясающе.
Я не хотел останавливаться. Все во мне хотело заставить ее кричать под моей рукой, хлестать ее по заднице, пока она не начнет умолять меня взять ее. Засунуть себя глубоко в нее, пока она не смогла бы больше вынести, а я все равно не остановился бы.
Но я ей не ровня. Теперь я это понимаю.
Мои конфликтующие стороны боролись за то, что с ней делать, но я был прав. Она хочет видеть мои обе стороны. Я был выкован в бездне зла, только для нее. Теперь должен заставить ее понять это.
Она поджимает губы, поворачиваясь, чтобы сердито сорвать с себя свитер. Гладкая кожа на ее спине и напряженные мышцы заставляют мои пальцы дернуться, чтобы снова прикоснуться к ней. Скоро. И медленно.
Я срываю свою рубашку и бросаю ее поверх ее. Она хватается за пояс брюк и колеблется, пока я задерживаю дыхание, готовясь. Я причинил ей боль, и теперь пришло время показать ей, что я могу быть чем-то большим. Я могу быть всем, что ей нужно.
Собравшись с духом, она стягивает штаны и скрещивает руки спереди, прежде чем быстро залезть в душ. Я расстегиваю ремень, пока она стоит ко мне спиной, вероятно, думая о тысяче ужасных вещей, которые я собираюсь сделать.
Слова утешения вертятся у меня на кончике языка, но, кажется, я только смущаю ее или пугаю, когда говорю. Я полагаю, что мои слова не соответствовали тому, чем я занимался в последнее время. Я должен буду показать ей правду; что я ее защитник, но своими действиями я хочу быть для нее гораздо большем.
Мои глаза пожирают красные отметины, которые я оставил на ее пухлой попке, заставляя меня провести языком по зубам, представляя, каково это — вонзить их в нее. Я не знал, что ее наказание сделает со мной такое, но это все равно было необходимо. Поскольку она занимала все мое внимание, я не знал, что вокруг нас были браконьеры. В конце концов, я бы их нашел, но сегодня им не повезло, что они оказались на пути моей девочки.
Мой член ударяется о мой живот, когда я заканчиваю раздеваться, болезненно ноя при воспоминании о том, как я прижимался к ней. Она отодвигается от меня как можно дальше, когда я захожу к ней сзади