Второй наёмник мгновенно опустился на колено, развернулся, выстрелил в заросли — скорее наудачу. Однако за этими деревьями удачи не водилось. Вместо удачи на него мчался Бык. И Рим не без удовлетворения заметил, что Вася всё-таки получил двуручный молот.
Он прикрыл глаза, чтобы не видеть, что станет с последним оставшимся разведчиком. Вариантов здесь было не то, чтобы сильно много. И потом, ему очень сильно хотелось спать…
— Андрюх, братан! — послышался голос Быка, и Рим почувствовал, как ему под шею подсовывается знакомая ладонь. — Ты чего, Рим⁈ Не спать! Стёпа, нужна помощь! Помоги мне!
Рим отпустил все мысли. Конечно, помогут. Тебе всегда здесь помогут, дружище. Мы ведь дома. Мы, наконец-то — дома…
Глава 40
Зима закончилась неожиданно быстро, оставив весне клочья ноздреватого снега, быстро редеющие на полях. Холода начались действительно раньше обычного, как и предсказывал Скрип, но быстрее и прошли. А когда деревья покрылись первой зеленью — в Ладоге проходил пир.
Перед постоялым двором Владиславы и Марата уже расставили столы, прямо на улице. Сидящий на крыше голубь, склонив голову, с любопытством уставился на скатерти, которыми покрывали столы. Кругом сновали радостные крестьяне, таскавшие самовары, утварь, стулья.
Не прошло и часа, как пиршество уже было в самом разгаре. В бочках пенилось пиво, искрилось вино. Розовощёкие девчонки, очумевшие от весны, таскали яства туда-сюда. Хлеб, икра, колбасы нашли свое место на плетёных тарелках. Рядом, в фарфоровых судочках, похожих на плывущих уточек, плескался крепкий ягодный взвар. А во главе стола, в самом центре, возвышался пирог в три уровня, пахнущий мясом, луком и даже пряностями.
И за столом сидели жених с невестой. Он — здоровый детина, в белых одеяниях, чуть тесноватых для его могучих мускулов. Рядом с его стулом был прислонен двуручный молот, коим жених самолично выбивал крышки из бочек со спиртным, пуская вверх фонтаны игристой жидкости.
Невеста же была краше самой весны. Такое же белое хлопковое платье без изысков. Очень простое, но вместе с тем и ослепительно белоснежное. Словно чистый холст, на котором только следовало написать историю своей жизни.
Отзвенели своё колокола, и только кольца из переплетенного лозою золота свидетельствовали, что это не жених с невестой, а уже настоящие муж и жена.
— Горько! — заорал Кот, вскидывая вверх руку с пивной кружкой и расплёскивая пену. — Вася, Анжела — ура!
Бык заграбастал Фифу в объятия и поцеловал — совсем мягко, нежно, словно держал в руках хрупкую птичку.
— Слушай, меня даже пробирает как-то, — смутился Гек и толкнул Чука локтём. — Смотри, они же в натуре радостные!
— Ну и пусть, — сказал Чук и отхлебнул яблочного сидра. — Они нам пример показывают. Баб только нам найти надо.
— Как же, найдёшь тут, — буркнул Гек. — На полях, что ли? Там кроме репы не растёт ничего. Бабы тем более.
— А нефиг отлынивать от сенокоса, — поддел его Чук. — На сеновале знаешь девок сколько? А красивые!
— Хватит про девок, — вымолвил Марат, протискиваясь мимо их стола. Домашний фартук шёл старому солдату ничуть не хуже, чем бронежилет. — Будете хулиганить — сладкого не получите.
— Молчим, молчим, — послушно закивал Гек и повернулся к правому столу. — Слышь, Скрип, а у тебя в башке этот, как его, фотик есть? Сфоткай эту парочку!
Скрип аккуратно вытер губы салфеткой, в качестве которой использовал один из своих драгоценных листов. Потом выставил вперед руки и сложил пальцы в подобие объектива камеры.
— Чик! — сказал он.
— Ладно, ладно, подколол так подколол, — сказал Гек с досадой. — Фиг с тобой. Тут вон художник зарисует.
И в самом деле, перед столом новобрачных прямо в траве сидел московский художник. Он, завернув на левое ухо шапку, напоминавшую берет, тщательно зарисовывал молодоженов.
Столичных гостей здесь хватало с избытком. В Ладогу стекались новые мастера. Не только художник, но и плотники, строители, торговцы, даже механик приблудился. Одних лишь писарей не было: Скрип не собирался делиться ни с кем своим статусом мудреца, библиотекаря и зануды в одном лице.
— Горько! — снова заорал Кот, хватая уже другую кружку с пивом. И тут же почувствовал, как его руку на лету останавливает могучая ладонь.
Кот едва не выпал в осадок, когда огромный человек преспокойно забрал у него пиво, опустошил кружку до дна и вытер губы рукою.
— Хорошо пошло, — похвалил Борис Годунов. И похлопал Кота по плечу, отчего тот рухнул обратно на скамейку, не выдержав такой массы. — Неплохо варите. Хорошая пшеница в Ладоге растёт… Лепота!
— Присаживайся, боярин, — обратился к нему Марат. — Чувствуй себя как дома.
— Ты прав, Марат, — кивнул Борис, беря голыми руками мясо и накладывая ломоть себе на тарелку. — Дома — всегда славно. Отдохновенно у вас тут…
— Что, на Москве так привольно не бывает? — усмехнулся Марат.
— Забот много… — чуть нахмурившись, отмахнулся Годунов. — Еле вырвался к вам, вроде как — самому посмотреть, что да как. Взял охраны малость да и сбежал.
— Хорошо… — глубокомысленно покивал Гек и повернулся к Чуку. — Прикинь, чувак, если бы мы с тобой генералы были? Ни свободы, ни радостей по жизни. Вот и когда бы так посидели бы ещё, а?
— Тьфу, сплюнь, — возмутился Чук.
Годунов только усмехнулся, слушая подначки.
Анжела взяла со стола ножик, начала разрезать пирог. Мясной запах усилился.
— А где князь ваш? — спросил Годунов.
— Здесь я, — послышался голос, и боярин повернулся.
Из ворот постоялого двора, немного гримасничая, вышел человек, заметно исхудавший за тяжёлую зиму. Весь его вид говорил, что он тяжело оправлялся от ран и болезней, но выбил у судьбы право на жизнь.
— Рим! — заорали синхронно Чук и Гек и вскочили, по пути опрокидывая скамейку.
— Князь, — одобрительно кивнул Годунов. — Садись рядом, Андрей. Хорошо тут у вас, без чинов, по простому… Перекуси с нами — сам хозяин Марат готовил.
— Не премину, — усмехнулся Рим, садясь на подставленный ему стул, на который предусмотрительно положили подушки. Он старался не шевелить рукой, хотя держать ею вилку, в принципе, уже мог.
— Не волнуйтесь, ребята, — заверил он, — к лету буду снов здоров.
— Выпьем за это, — сказал Кот. — И даже не пивка. Кто хочет водки?
Со всех сторон послышались одобрительные возгласы, включая самый дальний край стола, где сидели крестьяне, старательно прислушиваясь к разговору хозяев и московских гостей.
Бык шустро подскочил, взял отрезанный Фифой кусок пирога и самолично отнес Риму.
— Поздравляю, — сказал Рим, пожимая ему руку. — Ты молодец. Путь был долгий. Сделай его длиннее.
— Сделаю, — пообещал Бык. — Непременно сделаю!