— Мне жаль, — шепчу я.
Он вздыхает.
— Не стоит. Это не твоя вина. Ничто из происходящего.
Я придвигаюсь ближе, наши ноги соприкасаются.
— Ты выглядишь уставшим.
— Длинный день, — его тяжелый взгляд приковывает. — Она сказала, что ты назвала наши отношения несерьезными.
Сердцебиение учащается.
— Да. Назвала.
— Ты действительно так думаешь?
Я закрываю глаза.
— Алек, — шепчу я, — это то, что говорил мне ты. Я не могу вечно догонять твои мысли.
Его палец скользит по моей щеке, заставляя запрокинуть голову. Напряжение между нами нарастает с каждой секундой.
— Я был несправедлив, — наконец произносит он, и в голосе слышится раздражение. — Я снова и снова пытался перестать думать о нас, но не могу. Это, черт подери, невозможно. Так что тебе придется быть той, кто уйдет, потому что я не способен на это. Даже если это в твоих интересах.
— В моих интересах? — переспрашиваю я. — Быть с тобой, вот что в моих интересах.
Он бросает на меня мрачный взгляд.
— Изабель.
— Почему же нет?
— Изабель, — повторяет Алек, будто мое имя причиняет ему боль. — Потому что ты создана для большего. Для мужчин твоего возраста, для путешествий по миру, для новых возможностей. Я хочу тебя в своей постели, но понимаю, что тебе там не место. Причин тысяча. Тысяча и одна. Потому что твои родители вряд ли одобрят мужчину моих лет. Потому что у меня двое детей, а ты слишком молода, чтобы быть мачехой. Я и так разрываюсь между делами, времени вечно не хватает. И я чертовски плох во всем этом... в отношениях, чувствах, близости.
Он делает небольшую паузу.
— Но я никогда не чувствовал ничего подобного, и потому не могу уйти. Да поможет мне Бог, я хочу нас. Но одно лишь желание не сделает меня идеальным в этих отношениях. И я не вынесу, если окажусь недостоин тебя.
Я качаю головой.
— Но мне не нужен идеал. Я двадцать лет гналась за совершенством, и с меня хватит. Мне нужна золотая середина.
Он проводит рукой по лицу.
— Золотая середина.
— Да. Разве ты хочешь идеала? В этом дело? Если сравниваешь меня и наши возможные отношения с тем, что было раньше, я... я не смогу соответствовать.
Его глаза вспыхивают.
— О чем ты?
— О твоей жене. Браке, — я обхватываю себя руками, продолжая. — Я могу быть только собой. Если считаешь, что я недостаточно зрелая или что не... какая-нибудь влиятельная бизнесвумен...
— Изабель, — он резко обрывает меня. — Я не сравниваю тебя с Викторией.
— Не сравниваешь?
— Нет. Я пытался... черт. Она — мое прошлое, и всегда им останется, но к нашим нынешним отношениям это не имеет никакого отношения. Не могу поверить, что ты так думаешь.
— Я не знаю, что и думать, — признаюсь я. — Ты никогда не говоришь о ней, о браке, ни слова. Ты упоминаешь только свое горе. Конни тоже говорила об этом. Каким ты был до ее смерти.
Его руки опускаются на мои плечи, сжимая их.
— Милая, — произносит он. — Я не говорю о ней не по этой причине.
— Тогда почему? Что заставляет тебя думать, что не будешь тем, кого я хочу видеть в своем будущем? — я обвиваю руками его шею, чувствуя под пальцами пульс. — Просто поговори со мной. Это все, чего я хочу, Алек. Просто поговори.
Руки обхватывают мою талию, Алек притягивает меня ближе, пока я не оказываюсь у него на коленях. Снова быть близко кажется таким правильным. Мы всегда лучше понимали друг друга, касаясь.
— Я не говорю о ней, — наконец произносит он, — потому что не знаю, как.
— Что ты имеешь в виду?
— С чего начать? — его голос звучит надтреснуто. — Зачем слушать о ней? Как не ранить детей, если буду постоянно ее упоминать?
Я провожу руками по его плечам.
— Твоя мама умерла, когда ты был ребенком. Да?
Алек прищуривается.
— Да. Мне было тринадцать.
— Отец говорил о ней после?
Взгляд Алека темнеет.
— Практически нет. Он был сломлен и исчез в «Контрон». Компания поглотила его целиком. Или он поглотил ее, я не уверен.
— Значит, ты научился этому. Не говорить об умерших и погружаться в работу.
Он хмурится, прищуриваясь еще больше.
— Не знаю, с чего начать. Как рассказывать о Вики, чтобы это все не усложнило? Ты... Изабель, ты первое по-настоящему хорошее, что случилось со мной за долгие годы, кроме детей. Украденные моменты, когда мы вместе на диване, или ты в моей постели... они делают мой день.
— Правда?
— Несомненно, — он притягивает меня ближе. — Так что если хочешь... я расскажу. О своем браке.
Я улыбаюсь.
— Расскажешь о ней? Не нужно говорить о конце. Но может, о начале? Как вы познакомились?
Алек на мгновение замолкает.
— Через общего друга. На званом ужине, где она присутствовала.
Укол ревности пронзает меня, но тут же исчезает. Что несправедливо, ведь он имел жизнь до меня, как и я. У меня были парни, первые поцелуи с другими.
Я сжимаю пальцами лацканы его пиджака.
— Сколько вы встречались до свадьбы?
— Три года, плюс-минус несколько месяцев. Сделал предложение при свечах. Она намекала, что хочет этого, — он качает головой. — Ты правда хочешь это слушать?
— Да. Это твоя история.
— Я ненавидел бы слушать о твоих бывших. Не имел права, но ненавидел бы, — Алек откидывается на спинку дивана. — Мы хотели одного. Она была готова стать матерью. Более того, ждала этого. Вики была смешной, поддерживала меня, обожала общество. Это она организовывала все наши встречи: ужины, мероприятия, киновечера.
— Благотворительные вечера в «Сент-Реджисе», — добавляю я.
Его губы искривляются в полуулыбке.
— Именно. Она бы с радостью устроила тот киновечер.
— Где она работала?
— Отучилась маркетингу, но после беременности Уиллой не вернулась. Сэм появился всего через три года, так что о возвращении и речи не шло.
— Ты скучаешь по ней?
Алек отводит взгляд в сторону детских комнат. Двери приоткрыты, но они достаточно далеко, чтобы не слышать тихий разговор.
— Скучаю, но из-за детей. Они лишены того же, что потерял я. Чего я никогда не хотел.
— Мне жаль, — шепчу я.
Его пальцы бессознательно рисуют круги на моих бедрах.
— Сам же... конечно. В первые годы. Она была центром нашей семьи, а в этой чертовой квартире, что она выбирала, зияла пустота. Я пытался ее заполнить как мог.
— У тебя получилось. Катя, Мак, распорядок... — я думаю о графике на холодильнике, ужинах, которые он старается не пропускать, сказках на ночь. — Ты справился.
— Возможно. Я старался, — он наклоняется, касаясь