Франклин выступил редактором Декларации независимости (и изменил формулировку Джефферсона «мы исходим из священной и неоспоримой истины» на «мы исходим из самоочевидной истины»), участвовал в мирных переговорах после окончания войны и, уже будучи больным восьмидесятилетним стариком, стал самым старым делегатом Конституционного конвента. Все это время его интерес к книгам не угасал. Увлеченный изобретатель и читатель, он придумал механизм «длинная рука», представлявший собой сосновую палку с зажимом с одного конца, с помощью которого можно было снимать книги с высоких полок. «Старикам» не место на стремянке, рассуждал он. В 1788 году состоялось собрание филадельфийских книготорговцев и печатников; Франклин настоял, чтобы оно прошло в его типографии, и даже вел протокол. На собрании присутствовал его внук Бенджамин Франклин Бейч. Дедушка Франклин помог ему освоиться в книготорговом бизнесе. Он считал эту профессию честным ремеслом, умножающим общественное благо и свободу.
Если бы Франклин мог оценить результаты своей деятельности по прошествии нескольких веков, он бы увидел, что различные аспекты его жизни в нужный момент сложились именно так, как того требовала историческая необходимость; что типографское дело и книготорговля способствовали развитию образования и интеллектуальной жизни в колониях, распространению информации и формированию новой идеологии, в том числе революционной. Книги содержат идеи, а в идеях – сила.
Франклин умер в 1790 году в возрасте восьмидесяти четырех лет. Он был похоронен на кладбище в нескольких кварталах от своего книжного магазина. На табличке возле его надгробия до сих пор можно различить эпитафию, написанную им самому себе за много лет до смерти:
Подобно переплету старой книги
с вырванным страничным блоком,
Стершимися буквами и позолотой,
Здесь покоится и кормит червей
Тело Б. Франклина, печатника.
Но это сочинение не утрачено,
Ибо, как полагал автор,
Оно появится снова
В новом и более элегантном издании,
Исправленном и улучшенном им самим.
Запах
Оказываясь в книжном магазине, мы переживаем ни с чем не сравнимый чувственный опыт. Мы видим, слышим, чувствуем и обоняем. В книжном магазине Бенджамина Франклина было довольно шумно: постоянно заходили и уходили люди, курьеры приносили посылки, гремели печатные прессы, кряхтели типографские рабочие. Книги в то время тоже выглядели иначе и по-другому воспринимались на ощупь. Но чем пахло в этом магазине?
Можно предположить, что от посетителей пахло плохо. Мыло тогда стоило дорого. Люди ходили в одной и той же одежде неделями и принимали ванну лишь по особому случаю. К запахам человеческих тел примешивался запах чернил в бочках, на страницах, руках и фартуках рабочих. Книги обладали уникальным ароматом. Запах книг складывается главным образом из летучих органических соединений, химических веществ, которые выделяются со временем в результате разложения чернил, клея, переплетных материалов и бумаги. Современные материалы создаются с учетом продления срока жизни книги. Оттого современные книги пахнут иначе: у них совсем иной химический состав.
Многим людям свойственна библиосмия – эмоциональный отклик на запах книг. Запах вызывает ассоциации… как правило, с книгами. Мы вспоминаем, как утыкались носом в книгу в мягкой обложке, бродили в детском отделе местной библиотеки или между стеллажами букинистического магазина. У некоторых есть даже предпочтения относительно книжных запахов: например, кто-то любит запах книг издательства «Пенгуин» в мягкой обложке (и никаких других). А есть и те, кому неприятен запах книг, вызывающий ассоциации с пылью, гнилью и плесенью. Книжный запах может разонравиться. «Сладкий запах разлагающейся бумаги больше меня не привлекает, – писал Джордж Оруэлл, который, как известно, был владельцем букинистического магазина. – В моем уме он навек связан с покупателями, страдающими паранойей, и дохлыми мухами».
И тем не менее популярный независимый книжный из Портленда «Пауэллз» решил выпустить духи с собственным ароматом. В 2020 году в продажу поступил унисекс-парфюм Powell’s by Powell’s стоимостью $24,99. Стеклянный пузырек в тридцать миллилитров помещен в минималистичную красную коробочку в форме книги. Согласно описанию, аромат содержит ноты дерева, фиалок и библихора [10] и вызывает ассоциации с «лабиринтом книжных полок, потайными библиотеками, античными свитками и коньяком в бокалах королей-философов». Аромат переносит своего обладателя в «край чудес, открытий и магии, прежде существовавший только в литературе». По сути, это запах книжного магазина «Пауэллз» – сенсорное напоминание о реальном месте, где продаются настоящие книги.
Отзывы на парфюм оказались неоднозначными. Так, покупатель по имени Крис восхищался запахом «старых книг с примесью ванили», но возникла одна проблема: запах не понравился его жене.
Как и многие другие владельцы книжных и в свое время Хез Ашер и Бенджамин Франклин, хозяева «Пауэллз» были вынуждены торговать сопутствующими товарами, чтобы иметь возможность и дальше продавать книги. Помимо духов с запахом книжного магазина они выпустили свою линейку крафтового пива в сотрудничестве с местной пивоварней (клиенты микропивоварен и книжных магазинов – обычно одни и те же люди). Часть средств от продажи эля под названием «Город книг» пошла на благотворительность. На банках изображена знаменитая витрина «Пауэллз» с козырьком. К счастью, вкус у пива не как у книжного магазина.
2. «Старый угол»
В здании на углу Вашингтон-стрит и Скул-стрит можно было встретить редакторов со стопками рукописей, печатников в запачканной чернилами одежде, издателей, листающих счетные книжки, и поэтов, бродящих между стеллажами с поэтическими сборниками. Писатели, посещавшие этот книжный магазин, типографию и издательство в одном флаконе, были отнюдь не начинающими. Ральф Уолдо Эмерсон, Оливер Уэнделл Холмс, Гарриет Бичер-Стоу приходили сюда поговорить о религии, музыке, театре и философии. Сенатор Руфус Чоут заглядывал обсудить книги. Натаниэль Готорн предпочитал выбирать книги молча.
Посетители описывали магазин как «обитель отдохновения и покоя», «литературную биржу» и место, где можно «узнать о новых книгах, которые вот-вот поступят в продажу». Генри Уодсворт Лонгфелло, приезжая из Кембриджа, спешил сюда зайти. «Что за удивительное писательское сборище!» – писал он, восхищаясь тем, что среди «праздношатающихся» посетителей находились