Я думала, он обидится, но нет. Люциан усмехнулся.
— Да, я знаю, — ответил он. — Я сошел с ума еще в день своего рождения. Мне нравится. Обыденная жизнь слишком скучна.
Его слова вызвали мою ответную ухмылку. Это было общим между нами. Я тоже сошла с ума еще в день своего рождения.
Все остальные в семье витали в своих богатеньких детских мечтах — я же плыла по течению, ни на секунду не забывая о своих призраках. Возможно, именно поэтому этот злодей выбрал меня из всех девушек Константин для своих больных игрищ. Возможно, я сама просила об этом с самого начала.
Кровоточащий язык побаливал. Я потерла рот тыльной стороной ладони и увидела на ней красный след. Мне было всё равно. Я была настоящей сумасшедшей сучкой, каждая часть меня была в беспорядке.
Я бы с удовольствием осталась здесь до конца своей никчемной жизни: прижатая сумасшедшим к кухонному столу, но нет. У него были другие планы.
Он, крепко держа за волосы, развернул меня и подтолкнул в спину, чтобы мы двигались дальше по коридору.
— И пусть начнутся игры, — произнес Люциан.
Глава 4
Люциан
Я не должен был приближаться к этому месту. Вместо этого должен был быть занят в городе, сосредоточив свое внимание на достойных делах Морелли. И все же, «должен» имело все меньше и меньше значения рядом с этой глупой маленькой сучкой, с которой я играл.
У меня во рту все еще ощущался приятный металлический привкус ее крови, пока я вел ее по коридору и дальше, прямо в маленькую гостиную. Я знал, что она была поражена этой дырой в моем портфолио. Это вызвало у меня отвратительное сожаление о том, что привел ее сюда, будто ее глаза каким-то образом заглядывали в меня. Мне следовало довольствоваться кратким напряженным пребыванием в центре города. Должен, должен, черт возьми, должен.
Я включил только лампу, осветив комнату ровно настолько, чтобы придать ей приятный золотистый блеск.
— Раздевайся, — сказал я ей, и она повернулась ко мне лицом, устремив на меня свой очаровательный взгляд.
На этот раз она даже не пыталась спорить. Просто спустила с плеч бретельки платья, плотно сжав губы, пытаясь взглядом сказать «да пошел ты». Ей не удалось скрыть правду, хотя все ее тело говорило неправду. Она была напугана. Действительно чертовски напугана.
У меня потекли слюнки при мысли о том, как бешено колотится ее сердце и трепещет от волнения живот.
Я хотел почувствовать ее учащенное и горячее дыхание, при нашей игре, но сдержался, стоически и твердо скрестив руки на груди.
— Разденься для меня, — повторил я ей.
Она позволила платью соскользнуть вниз, показывая свой лифчик, совершенный в своей белой кружевной прелести. Ее бедра не оказывают сопротивления, позволяя ткани соскользнуть прямо по ногам на пол. Белые трусики. Прелестные маленькие белые трусики.
Господи Иисусе, я собирался насладиться ими.
Она уже потянулась к застежке лифчика, когда я рявкнул «нет».
Она вздрогнула и замерла, широко раскрыв глаза.
— Пока нет, — прорычал я. — Стой смирно, как хорошая девочка.
Она стояла неподвижно, но выражение ее лица совсем не походило на выражение хорошей девочки. В ней была ненависть, смешанная со страхом. Страх и желание. Она хотела меня, но ненавидела это. Точно так же, как я хотел ее, но ненавидел ее также сильно.
У меня под рукой была все информация о вендетте Морелли, которую можно было использовать в своих целях. Я десятилетиями испытывал отвращение к ее семье, готовясь к возмездию. И собирался, черт возьми, насладиться этим.
Я заставил ее стоять несколько долгих минут, наслаждаясь тем, как она все больше и больше ерзала, пока смотрел на нее. Она становилась все более взволнованной и нервной, пока, наконец, не обхватила себя руками и не обрела дар речи.
— Ну, так ты собираешься что-нибудь со мной сделать или как?
Как ни безумно, нет, не собирался. Я ухмыльнулся, сказав ей об этом.
— Пока нет, куколка. Вся твоя цель — развлечь меня. Я собираюсь наслаждаться каждой секундой.
Она вздохнула, изображая прилив уверенности.
— Тогда скучно. Отлично. С таким же успехом я могла проглотить таблетки и свалить из жизни до того, как ты появился.
Я испытывал болезненное восхищение этими разными сторонами бабочки, таким количеством ярких красок на ее крыльях. Ее страхи, ее секреты, ее желание быть хорошей маленькой девочкой. Ее ненависть к себе, ее самоповреждение, ее жалкое желание уйти от своего воспитания и всей этой ерунды — спасти этих наркоманов от «Братьев Власти». Ее матери было бы насрать на них, даже если бы они сгорели, и уж тем более та не позволила бы своей дочери отвечать за их долги. Но Илэйн тоже знала это. Она знала это и пошла против воли своей семьи.
Я был очарован Илэйн Константин и той искрой женщины, которая была одной из ее слабостей. Девушка, которая все еще сохраняла самообладание в океане дерьма, в котором она барахталась годами.
— Разведи ноги, — приказал я ей, и мой голос был пропитан злобой.
Вот тогда-то ее слова прозвучали громко и отчетливо. Осветили мою тьму. Ее ответ был прост.
— Нет.
— Раздвинь ноги, — снова приказал я, но она покачала головой.
— Заставь меня, Морелли. Я не просто маленькая зверушка, которая будет танцевать под твой ритм.
Я сократил между нами расстояние, наслаждаясь тем, как она вздрогнула, когда подошел к ней.
— О, ты маленькая зверушка, Илэйн. Ты будешь танцевать красиво и жестко в моем ритме.
Мой член напрягся в штанах, а рот наполнился слюной. Ее дыхание было таким же поверхностным и быстрым, как я и предполагал. Я почти слышал, как колотится ее сердце.
Мои слова прозвучали как рычание, и напряжение между нами изменилось.
— Раздвинь свои гребаные ноги.
Она задрожала от желания. Илэйн не могла не хотеть меня.
— Сделай это, — прошептал я. — Сделай это, как хорошая маленькая развратная девчонка.
Ей это нравилось. Блядь, ей это нравилось. Я это чувствовал.
Моему члену это тоже понравилось. Моему члену понравилось, как Илэйн Константин развела ноги, как маленькая развратная девчонка.
Я осторожно и медленно провел пальцами по ее бедру, щекоча. Она вздрогнула, когда мой большой палец коснулся ее щели сквозь мокрые трусики, дыхание стало более поверхностным, пока я дразнил ее.
— Я собираюсь сделать больно твоей киске, — сказал ей. — Собираюсь сделать твоей киске так больно, что ты будешь плакать для меня.
— По крайней мере, сначала трахни меня.
— Тебе придется это заслужить, —