Еще раньше Слайфер открыл – а бельгийский физик, священник Жорж Леметр объяснил – сдвиг частоты света далеких звезд к красному концу спектра. Но теперь Хаббл и Хьюмасон представили фактически неопровержимое свидетельство того, что звезды удаляются от нас по всем направлениям, а их свет становится все краснее и краснее. Если отбросить предположение, что Земля якобы является центром мироздания, это могло означать только одно: Вселенная расширяется.
Новость дошла до Берлина, где о ней услышал Эйнштейн. Практически сразу он исключил космологическую постоянную из своих уравнений. Двумя годами позже, во время второй поездки в Америку, они с Эльзой побывали в обсерватории Маунт-Вилсон. Известность Эйнштейна и усилия самого Хаббла сделали этому визиту широкую рекламу. Эйнштейну показали всю обсерваторию и даже позволили покрутить ручки знаменитого телескопа. Эльза, когда ей рассказали, что с помощью этого мощного инструмента можно определить размеры и форму Вселенной, ответила: “А мой муж сделал это на обороте старого конверта” [205].
Эйнштейну показали фотографические пластины, с которыми работали Хаббл и Хьюмасон. Не было никаких сомнений, что с ними все в порядке. На следующий день на пресс-конференции в библиотеке обсерватории Эйнштейн формально признал, что космологическая постоянная не нужна и что, скорее всего, Вселенная все же не статична.
Итак, Вселенная расширяется. Положим, вы нарисовали какое‐то количество точек, равномерно распределив их по поверхности сдутого воздушного шара, а затем начали этот шар надувать. Расстояние между точками увеличивается, и становится заметно, что чем дальше точка от другой точки, тем быстрее она от нее удаляется. Иными словами, если точка далеко, расстояние, на которое она удалится при надувании шара, будет значительным. Если точка близко, расстояние будет небольшим. По сути, это и есть расширяющаяся Вселенная: шар – это Вселенная, а точки – материя внутри нее. Отсюда следует, что, удаляясь от нас, большинство далеких звезд становятся все более и более тусклыми – и в конце концов мы перестанем их видеть. На это уйдет неимоверное время, эпохи после смерти Солнечной системы, но постепенно весь космос станет темным океаном с осиротевшими, одинокими звездами. Картина, пожалуй, не из самых радостных, но Эйнштейн был в восторге.
Побочным следствием этого открытия стала разгадка тайны ночного неба. Расширяющаяся Вселенная играет сразу две важные роли, обеспечивая как тьму, так и свет. Во-первых, как мы видели, расширение приводит к сдвигу частоты света, излучаемого звездами, к красному концу спектра. Но этот процесс не оканчивается на краю видимого спектра. Чем дальше звезда, тем сильнее вытягивается исходящая от нее электромагнитная волна (уменьшается ее частота) – и видимый свет становится инфракрасным, неразличимым для наших глаз.
Во-вторых, что еще важнее, расширяющаяся Вселенная предполагает наличие начала – точки, откуда расширение началось. Мы называем это Большим взрывом. Он произошел примерно 13,8 миллиарда лет назад. А значит, только в течение этого времени свет мог распространяться. Конечно, 13,8 миллиарда лет – время невероятно большое, но поскольку свет распространяется с определенной скоростью и доходит из точки A в точку Б не мгновенно, свету некоторых звезд этого времени недостаточно, чтобы достичь Земли. Более того, поскольку Вселенная расширяется, расстояние, которое свету от такой звезды необходимо преодолеть, все время увеличивается, так что Земли он никогда не достигнет. Ночное небо темное из‐за того, что у Вселенной есть начало.
В 1931 году Эйнштейн, к вящей своей радости, освободился от космологической постоянной и больше никогда к ней не возвращался, разве что посмеиваясь. Теперь нужды в ней не было. Красота была восстановлена.
Однако гораздо позже выяснилось, что это не совсем так. Совершенно неожиданно космологическую постоянную пришлось воскресить. Она потребовалась в совершенно неожиданных целях, и с тех пор избавиться от нее становится все труднее. Но до конца жизни Эйнштейна космологическая постоянная считалась его величайшей ошибкой.
43
Ильзе Эйнштейн был двадцать один год. Эйнштейн – директор физического института – недавно нанял старшую дочь Эльзы на должность секретаря. Это была милая, увлекавшаяся политикой левая идеалистка. В детстве из‐за несчастного случая Ильза ослепла на один глаз, но этот невидящий, темный глаз воспринимался только как очаровательное несовершенство, скорее усиливавшее ее привлекательность.
Она влюбилась в физиолога, давнего друга семьи Георга Николаи. Он был старше Ильзы на двадцать лет. Николаи – образованный человек и пацифист, успевший к тому времени пожить в России и во Франции, – был эгоистом, известным своим безрассудством. Однажды, работая армейским врачом, Николаи предстал перед военным трибуналом: ему удалось “позаимствовать” биплан немецких военно-воздушных сил и слетать на нем в Данию. Этот случай стал широко известен. Ощущение собственной значимости подогревало его сексуальный аппетит. Во время одной из поездок в Россию Николаи завел блокнот, куда записывал имена всех женщин, с которыми у него были интимные отношения. Их набралось сто шесть, в двух случаях речь шла одновременно и о дочери, и о матери.
В мае 1918 года Ильза отправила Николаи длинное бессвязное письмо, заканчивающееся словами: “Пожалуйста, прочтя это письмо, немедленно уничтожь его!”
Вчера неожиданно стали выяснять: хочет А. жениться на маме или на мне? Этот вопрос, вначале казавшийся шуточным, через несколько минут стал вполне серьезным. Сам Альберт отказывается принимать решение. Он готов жениться как на мне, так и на маме. Я знаю, что А. любит меня очень сильно, возможно, никто никогда так любить меня больше не будет – вчера он сам сказал мне об этом. С одной стороны, он может отдать предпочтение мне как жене: я молода, у нас могут быть дети, что, понятное дело, не относится к маме. Но он слишком порядочный и так сильно любит маму, что даже заикнуться об этом не может. Ты знаешь, как я отношусь к А.: я очень его люблю и бесконечно уважаю как человека. Если дружба и чувство товарищества вообще возможны между двумя столь разными людьми, как мы, то именно так я отношусь к А. Я никогда не хотела близости с ним, не испытывала никакого физического влечения к нему. С его стороны это не так – по крайней мере, в последнее время… Третий человек, которого надо упомянуть в связи с этим странным и, конечно, еще и комичным разговором, – моя мать. В настоящий момент она сомневается, что это все серьезно, и предоставляет мне полную свободу. Из любви ко мне она отойдет в сторону, если увидит, что по‐настоящему я могу быть счастлива