Наконец мы пришли в большую, красиво обставленную комнату: высокие дубовые шкафы со старинными фолиантами в черных кожаных переплетах, широкий письменный стол, чудесные пейзажи и семейные портреты на стенах… В центре кабинета, на трех небольших столиках, лежали старинные полотна. Это были те самые украденные шедевры, но все еще без рам.
— Вот они, — показал сэр Эдуард. — Я пока что держу их здесь, жду, когда доставят новые рамы. И потом уже найду им подобающее место в своей галерее… Обратите внимание, в центре — знаменитая работа Боттичелли «Римский пейзаж с девушкой».
Мне снизу ничего не было видно, поэтому Холмс вполголоса попросил инспектора:
— Лестрейд, если вам не трудно, возьмите Альму на руки.
Инспектор без возражения выполнил просьбу великого сыщика — привык, что Шерлок просто так ничего не делает. Раз попросил взять меня на руки — значит, это для чего-то нужно. Теперь и я смогла как следует рассмотреть шедевр Боттичелли.
Картина оказалась совсем небольшой — примерно два фута в длину и полтора в ширину. На ней были изображены какие-то весьма живописные развалины (очевидно, Рима): остатки древнего храма, круглые мраморные колонны, часть полуразрушенной стены, нагромождение каменных плит, покрытых зеленоватым мхом…
На руинах сидела очень молодая девушка, почти девочка, в простом белом платье. В руках она держала большой глиняный кувшин с водой (художник весьма достоверно изобразил капли влаги на его темных боках). Девушка выглядела совсем как живая: казалось, только на минутку здесь присела, чтобы отдохнуть в жаркий итальянский полдень, а сейчас вскочит и побежит дальше по своим делам…
В этой достоверности, как я поняла, и заключался особый талант мастера — изобразить все так, как было на самом деле, запечатлеть мгновение жизни. При этом прославленному художнику удалось с помощью красок весьма реалистично передать всю прелесть юной римлянки. А также какое-то особое очарование старинных развалин… Картина, как я поняла, была создана более пятисот лет назад, однако и сама девушка, и окружающие ее руины (все, что осталось от Древнего Рима) смотрелись просто великолепно: выпукло, красочно, чрезвычайно живописно. Да, похоже, не зря это полотно Боттичелли считают настоящим шедевром итальянской (и не только) живописи! Для вора, как я поняла, именно этот пейзаж представлял главный интерес, а два других, скорее всего, были украдены, что называется, за компанию: они тоже достаточно старые и весьма дорогие.
Шерлок снова вынул лупу и склонился над шедевром Боттичелли, тщательно исследуя каждый его дюйм. Через пять минут он произнес задумчиво:
— Холст не был вырезан из рамы, это сразу же видно, он целый и без малейших повреждений. Кракелюры тоже имеются… Красочный слой, что удивительно, нигде не нарушен, а сам холст — не порван…
— Картины, к счастью, недолго побыли на земле, — пояснил лорд Гилфорд, — вода не успела их испортить. К тому же они находились под крышей, а погода, к счастью, стояла сухая.
Холмс еще раз внимательно осмотрел «Римский пейзаж», потом — те две картины, что лежали рядом. И обратился к хозяину особняка:
— Сэр, похититель, как сообщил мне инспектор Лестрейд, по всей видимости, хорошо знал расположение комнат в вашем особняке, он точно представлял, куда нужно идти. Кроме того, ему было прекрасно известно, что именно хранится в вашей коллекции и где висят самые ценные и дорогие полотна. Выходит, он какое-то время жил у вас… Нет ли у вас каких-то мыслей на этот счет? Кто бы это мог быть?
— Ну, это не мои домашние и не слуги, — подумав, ответил сэр Гилфорд. — Первые никогда бы не пошли на такое преступление, а вторые совсем ничего не понимают в искусстве, не отличат шедевр Боттичелли от произведений других итальянских мастеров. Значит…
Старый джентльмен на минуту задумался, потом произнес:
— Остается только один вариант — мистер Марбелл.
— Кто? — тут же оживился Лестрейд. — Вы мне про него не говорили! Даже не упоминали!
— Просто вылетело из головы! — беспечно махнул рукой хозяин дома. — Примерно месяц назад ко мне обратился очень приятный, прекрасно воспитанный молодой человек. Назвался Алексом Марбеллом и попросил разрешения сделать копию с одного из моих полотен. Объяснил тем, что учится в Лондонской школе ваяния и зодчества и им, студентам, дали задание скопировать какое-нибудь известное произведение искусства, желательно — эпохи Возрождения, что, по его словам, необходимо для лучшего понимания и освоения техники старинной масляной живописи. В его словах был известный смысл: если уж учиться живописи, то только на лучших образцах искусства, а не на тех ужасных картинах, что малюют современные художники! Мастера прошлого, как известно, обладали поистине потрясающей техникой письма и умели создавать настоящие шедевры! Такие, к примеру, как этот пейзаж Боттичелли…
И сэр Эдуард еще раз с гордостью указал на знаменитую картину.
— Я не удивился просьбе молодого человека, — продолжил через мгновение хозяин, — и не увидел в ней ничего странного: моя коллекция известна уникальными полотнами эпохи Возрождения, в ней находится немало прекрасных образцов для копирования и подражания… К тому же мистер Марбелл, как я сказал, произвел на меня чрезвычайно приятное впечатление: хорошо, хотя и довольно скромно, одет, вежлив, внимателен, обладает отличными манерами, неплохо образован и, как стало понятно из разговора, великолепно разбирается в живописи. Я показал ему свою коллекцию, и он помог более точно определить период создания двух спорных полотен, что существенно повысило их стоимость. Поэтому я без колебания разрешил ему, такому приятному молодому человеку, поработать в моем поместье — тем более что я уже собирался уезжать с семьей в Лондон и дом все равно стоял полупустой.
Сторож Роджер Кроул, присматривающий за домом в мое отсутствие, позже сообщил мне, что мистер Марбелл пробыл в поместье примерно две с половиной недели. Он ежедневно по несколько часов трудился в галерее, копируя картину Боттичелли, а затем, закончив работу, покинул мой дом И больше я о нем ничего не слышал. Я вообще мало что могу о нем рассказать — видел всего один раз в жизни, да и то — не слишком долго.
— Может, вы вспомните что-то еще, какие-то особые его приметы? — с надеждой спросил Лестрейд.
— Пожалуй, только одно: мистер Марбелл говорил с едва заметным акцентом, думаю, он иностранец, откуда-то с континента. И еще он случайно обмолвился, что зарабатывает на жизнь частными уроками — учит детей из состоятельных семей рисунку и живописи.