— Рудник по добыче Гелия-3? — проявил я осведомлённость.
— Именно, молодой человек. Но это даже школьники знают… Гелий-3 — это очень ценное топливо для термоядерных реакторов. Как вы знаете — очень ценное! Это и привлекло внимание корпораций и инвесторов — поселение расширили, прислали больше народу, нагнали техники. Наш город активно доили, не побоюсь этого слова — две сотни лет. Понятно, что такими темпами залежи быстро истощились, интерес инвесторов угас, финансирование и поддержку свернули. Если бизнес становится не рентабельным, то его сворачивают. Таковы правила. Но на тот момент на этом месте уже вырос целый город!
Да, мы и сейчас добываем Гелий, но это крохи. Этого едва хватает для поддержание внешней торговли.
Самое страшное — люди раньше думали, что живут и работают в нечеловеческих условиях, и гибнут под действием радиации, как мухи… Но это были цветочки. После того, как корпорация бросила нас умирать здесь, всё стало в стократ хуже. Наш город начал вымирать в прямом смысле этого слова…
— Нельзя было просто уехать? — осторожно произнёс я.
— Уехать? — удивился старик. — А куда? Это наш город, наша земля. Кому мы нужны ещё? Нас бросили. Но мы нашли выход! Наши лучшие умы не сдались. Генетика! — многозначительно произнёс Пётр Андреевич. — Я не сильно разбираюсь в этом, но наши генетики подшаманили с кодом и усилили тела шахтёров. Количество смертей сократилось в десятки раз. Это был прорыв!
И с тех самых пор город начал потихоньку оживать и возрождаться к жизни. Да… Было время… — мечтательно вздохнул Васнецов, будто сам застал события двухсотлетней давности. — С тех пор наш город сильно преобразился. Это уже не тот зачуханный рабочий посёлок. Да и люди больше не гибнут на рудниках. По крайней мере, не так, как раньше. А я ведь тоже успел поработать на рудниках пару лет, — заметно оживился он, прищурившись и с хитринкой посмотрев на меня. — Пришлось искупать грехи молодости…
— Что за грехи, если не секрет?
— Да там… По глупости, — отмахнулся старик. — По глупости приударил не за той девчонкой. Симпатичная была, зараза! А я — молодой и глупый. Ну и пожаловалась она на меня куда следует. Впаяли мне два года шахт. И это я ещё легко отделался!
— Просто за то, что за девушкой приударил? — удивился я.
— Не просто, — поморщился мой новый знакомый. — Родители у неё оказались не самые простые, — опасливо оглянулся он, словно боясь, что его снова услышат родители той девушки. — Но не будем об этом. А то беду накличем…
— А что по самому городу? Он большой? В смысле, сильно он вырос за последнее время?
— Вырос, конечно… Сейчас у нас есть пять районов, — он помедлил, пересчитывая по пальцам и бесшумно шевеля морщинистыми губами. — Центральный — это где мы с тобой сейчас, значится. Здесь и аллеи, и фонтаны, и ярмарки всякие, и чайные, и книжные лавки — культурные места в общем, сердце города. Тут и люди одеваются модно, и образование получше будет, и безопасность, какая-никакая — можно спокойно гулять по городу, ничего и никого не боясь.
А вот Западный район… — Васнецов поморщился. — Западный всегда было рассадником порока. Туда лучше не соваться, если ты там не родился и не вырос. Незаконная торговля людьми, подпольные лаборатории, которые наполняют город дрянью, бордели с похищенными девушками… Никто из полиции даже не думает вытаскивать девушек, хотя все прекрасно знают, что они там. Потому как если туда сунуться, то половина наших там и поляжет сразу. Все это знают и предпочитают молчать, держать паритет. Но это чёрное пятно на нашем городе, не будем о нём…
На юге у нас Промышленный район, — оживился старик. — Заводы, копоть, стук металла. Непрерывный гул машин, запах масла и гари. Зато работа. Настоящая! В Восточном — бараки и копальни. Там живут те, кто кормит город, но не ждут от жизни много — шахтёры. Люди простые, тяжёлые, но честные, как я люблю говорить. Хоть многие из них пошли в рудники не по велению сердца, а ради искупления грехов. Но рудники меняют людей — это я уж знаю не понаслышке.
Ну и Северный район остался, его ещё Торговым кличут. Там у нас порт — оттуда наши грузы уезжают и возвращаются. Каждый район — свой быт, свои законы, свои люди. Разные миры в одном городе, молодой человек. И всё это — один наш общий дом… наша Родина! А вы говорите — уехать!
— Ну да, — согласился я. — Что-то я погорячился. А что с населением за последние годы? Выросло?
— Выросло, конечно! — гордо приосанившись, произнес старик. — В лучшие годы, ещё при корпорации, насчитывалось сто пятьдесят тысяч жителей. Город шумел, рудники гудели денно и нощно, а по вечерам улицы светились, будто праздничные гирлянды. Но всё хорошее имеет конец. Как только корпорация свернула свою работу — двадцать тысяч специалистов, инженеров и конторских крыс вместе с семьями уехали сразу, даже оглянуться не успели. Им наш город был ни к чему.
А оставшиеся… Тяжко им пришлось. Рудники без надзора начали губить людей десятками. Кто от пыли в лёгких помер, кто под завалом остался, а кого радиация сожрала заживо. За пять лет мы потеряли ещё тридцать тысяч — считай каждого четвёртого. На улицах было пусто, а в бараках — холодно и голодно. Казалось, всё, конец…
И только когда генетики вмешались — вот тогда ситуация выправилась. Подкрутили нам кровь да кости, сделали крепче. Через десяток лет нас стало уже сто двадцать тысяч, а через полвека мы вернулись к прежним ста пятидесяти. Потом — двести, потом триста… И сейчас, спустя двести лет — нас уже поди четыре сотни. Не меньше!
— Ого! Неплохой прирост, — восхищённо покачал я головой, откинувшись на спинку деревянной лавки.
— И не говори! Но только то раньше было. Сейчас молодёжь уже не та. Девки рожать не хотят, на парней не смотрят… — старик разочарованно вздохнул, хлопнув себя ладонью по колену. — Девки теперь другие. Раньше к двадцати — и семья, и детки, и дом. А сейчас — фаза РОСТа, карьера, работа, поиски себя. Не хотят рожать, хоть ты тресни!
А про прошлое я тебе так скажу, — пустился он в философские размышления. Раньше всё одно было лучше! Люди работали, но честно. Учителя учили не для отчёта, а потому что любили детей. На улицах было скромно, но