— Думаешь, самый умный? — усмехнулся Гаврилов. — Тысячи учёных разрабатывали этот метод, а тут ты такой пришёл, и говоришь — эй парни, а вы всё неправильно делали последние триста лет!
— Да ничего я не говорю, — обижено насупился парень. — Просто спрашиваю…
— Ладно, не кисни… Ты в чём-то прав, — признал мужчина. — Мы не стираем им память, а просто угнетаем формирование новых воспоминаний, блокируя их консолидацию в гиппокампе. Поэтому у агентов и возникает иногда чувство дежавю. Это не баг, а фича. Понимаешь?
— Понимаю…
— И ты прав — агенты накапливают опыт и развиваются. И даже если они не помнят детали, мозг всё помнит и быстрее адаптируется. Плюс, рефлексы, нейронные связи — это всё никуда не девается, а даже наоборот, тренируется и развивается. Да и истерик стало заметно меньше. Раньше агенты после внедрения часто перегорали — кто-то истерил, кто-то попадал в дурку, кто-то сыпался на мелочах и его забирали спецслужбы, а нам в экстренном режиме приходилось делать извлечение и уничтожать оболочки силами других агентов. Понял, стажёр?
— Да понял, конечно, — пожал рыжеволосый парень плечами. — Примерно так я и думал. И сколько внедрений уже было у этого агента? — кивнул он в сторону бесполого тела позади себя, всё так же беспомощно блымающего глазами в потолок.
— Около восьмисот, как и у его напарницы.
— Ого! Восемьсот?
— Ага, — самодовольно хмыкнул Гаврилов. — Это наши уникумы! Обычно, агенты не переносят больше двух-трёх десятков внедрений. А эти двое… — восхищённо покачал он головой. — Словно слеплены из другого теста.
— И они всегда работают в паре?
— Так результативность выше, — пожал учёный плечами. — Они словно дополняют друг друга.
— Но они не помнят о том, что знакомы?
— Нет, конечно. — усмехнулся Гаврилов. — И самое забавное, они всё равно пересекаются в каждой миссии и начинают сотрудничать. Необъяснимый парадокс.
— Слушай, а откуда у вас вообще полицейский из СССР восьмидесятых годов двадцатого века и студентка из далёкого двадцать первого? Или это созданные воспоминания и сгенерированные личности?
— Обижаешь! Самые что ни наесть настоящие! Наша гордость! Опер был подстрелен на службе и пролежал в коме почти 40 лет. Не знаю, кто на это пошёл и почему. Там кажется какой-то эксперимент был. Но факт в том, что в двадцать пятом году двухтысячного он стал одним из первых, чей разум перенесли на прототип первой био-болванки.
— А студентка?
— А студентка была подопытной в то же время в том же эксперименте. Добровольцем. Решила подзаработать, но что-то пошло не так и она прямо на столе дала дуба. Наши спецы успели выгрузить её разум, но им пришлось подчистить немного её память, удалить момент смерти и все воспоминания о связи с Корпорацией, чтобы не было никаких следов, сам понимаешь…
— Бедняги… — вздохнул стажёр.
— Я бы так не сказал, — поморщился Гаврилов. — Они получили шанс прожить новые жизни, увидеть новые миры и побывать на сотнях планет. Просто они об этом не помнят. Чем плохо?
— Ну, тоже верно… — согласился рыжеволосый парень. — А какова вообще вероятность того, что наши агенты раздобудут нужные данные? Они ведь на дороге не валяются. И как вынести их с планеты? Какой носитель информации используется? Я что-то не пойму…
— Носитель у них в голове! — Гаврилов постучал пальцем по своему виску.
— В смысле?
— Никаких сторонних носителей мы не используем. Сам знаешь почему. Но разумы агентов модифицированы под определённые задачи.
— Модифицированы? — нахмурился стажёр.
— Да. Они впитывают информацию, как губки. Скорее даже, как пылесосы. Всё, что они видят, даже мельком или случайно, всё что слышат — всё это остаётся в их памяти. Они даже сами этого не осознают и не понимают, потому как не могут обращаться к этим скрытым участкам мозга. А мы можем. По окончании миссии и возвращению агентов, нейросеть перебирает записи их мозга и извлекает нужную нам информацию. Всё просто.
— И как долго они должны находиться там? Год? Пять лет?
— Нет! Ты что! Стандартное время для таких миссий — это месяц.
— Месяц?! — удивлённо посмотрел стажёр на своего более опытного коллегу.
— Максимум, что я помню — это три месяца, — признал Гаврилов. — Да и то, это была сверхсекретная военная информация. Нам пришлось заслать агентов на подземную военную базу Китайского Анклава. А Китайцы, сам знаешь, те ещё параноики.
— То есть, никаких реальных следов и доказательств причастности Корпорации к добыче информации нет? — подвёл итог разговора стажёр.
— Именно! Единственный след — это нахождение нашего исследовательского крейсера поблизости колонии. Но у нас на это есть официальное разрешение — мы исследуем туманность ZX-18. Все официальные бумаги у нас на это оформлены.
— Да уж… Ловко придумано… А если агенты всё же ничего не узнают?
— Сделаем повторную загрузку. И ещё раз, если понадобится, и ещё…
— А если опять не узнают? Какова вообще вероятность того, что эти двое будет искать именно ту информацию, которая нам нужна?
— Я же сказал уже… — начал Гаврилов, но стажёр перебил его.
— Да, я понял — впитывают, как губка. Но что, если они вообще будут там только жрать, срать и трахаться? Не выходя из дома.
— За идиотов нас не держи. Все наши агенты подобраны по специальным психотипам. Они любознательны, любопытны, они не могут сидеть без дела, у них повышенное чувство справедливости… Если хочешь, я дам тебе досье каждого — почитаешь на досуге. Но если кратко — то даже неосознанно они добывают нужную нам информацию.
— Ясно…
— Ещё вопросы? — усмехнулся учёный.
— А если, в смысле, когда агенты всё узнают и добудут нам всю информацию? Что будет дальше?
— В смысле? — нахмурился Гаврилов. — Поясни.
— Ну, если мы добудем технологию, то и остальные смогут. Или, когда она выйдет на рынок, знающие люди могут понять, откуда она взялась.
— Хм… Ты задаёшь опасные вопросы, стажёр, — покосился в сторону камер на потолке учёный. — Ходит слух, но это только между нами, не вздумай ляпнуть это где-то!
— Да я могила! — клятвенно заверил стажёр.
— Так вот… Ходит слух, что сразу после окончания нашей прошлой миссии, в колонии на миллион жителей, в которую мы внедряли агентов, произошла какая-то техногенная катастрофа. Ни один человек не выжил — планета просто взорвалась изнутри, как гнилое яблоко.
— Чёрт! — выдохнул парень.
— Это миллиардный бизнес, стажёр! Тут всё серьёзно… Но это лишь