Видно было, что она горит идеей, и это хорошо. Вот только меня дурное предчувствие не отпускало, словно прямо в этот момент происходило что-то нехорошее, что я мог бы предотвратить.
— Идем, — согласился я.
От дома Гайде мы шли по набережной чуть больше десяти минут. Интересующее нас здание находилось у дороги, возле него имелась парковка. Во второй части пятиэтажки располагался продовольственный магазин с романтически-ностальгическим названием «Продмаг».
— Вход с торца справа, — сказала Гайде, остановилась и указала на зарешеченные окна. — Вон там, наверху, повесим вывеску с названием. Как назовем, кстати? Ничего на ум не приходит. Любовь? Забота? Или по-английски как-нибудь, чтобы по-модному?
— Филин, — предложил я. — Попрошу брата нарисовать филина в медицинском халате, с шапочкой и фонендоскопом. — А надпись будет по-английски «feeling».
— Чувство, — проговорила Гайде, потирая подбородок. — Остроумно, но не то. Я бы назвала «эмпатия».
— Мне кажется, «Эмпатия» — это что-то психологическое. В общем, подумаем, время есть.
Видимо, Гайде решила, что мне понравится это место, и заранее взяла связку ключей у тех, в чьем ведомстве это помещение. Замок открылся не с первого раза, и дверь отперлась с ржавым скрежетом. Пахнуло сыростью и лекарствами.
В коридоре окон не было, и Гайде щелкнула выключателем. Люминесцентные лампы осветили просторное квадратное помещение, заваленное обрывками картона, три коричневые дерматиновые двери с одной стороны, с другой — две и белая дверь туалета.
— Идеально! — выдохнул я. — Даже место для ресепшена есть.
— Для чего? — переспросила Гайде.
Я указал на стену напротив входа.
— Вон туда поставим стойку, где администратор будет принимать звонки и беседовать с посетителями. Здесь будет шкаф для одежды и банкетка для ожидающих на два человека.
Гайде открыла все двери. Кабинеты были одинаковыми, площадью около двадцати квадратных метров. Стены ровные, чистые, белые — штукатурить не надо, достаточно будет выкрасить белой краской, на полу — местами потертый линолеум. Только один кабинет, который возле туалета, был в полтора раза больше.
В туалете убогие раковина и унитаз с желтыми потеками и мусором на дне. Бачок с цепочкой располагался прямо на стене. По меркам будущего — ужас-ужас, но для нашего времени вполне приличное помещение.
— Ремонт требуется минимальный, — сделал вывод я. — Это здорово.
Мы вышли в коридор, и я сказал:
— Мой брат — художник, он может что-то изобразить на стенах. Хозяева против не будут?
— Не знаю, — пожала плечами Гайде. — Лучше просто покрасить и развесить плакаты.
— Лучше уж картины, — поморщился я.
— Я поговорила с коллегами… Считай, что у нас уже есть хирург и гинеколог. Но, чтобы принимал гинеколог, нужно как минимум кресло. С лабораторией, чтобы они принимали наши анализы, я предварительно договорилась. С автоклавной тоже.
— Аренда будет по договору? — уточнил я. — Фирму вы начали открывать? АОЗТ, с мамой в соучредителях.
— Конечно. Но это процесс небыстрый. Говорят, за границей можно за несколько дней все оформить. Интересно, у нас так когда-нибудь будет?
— Будет, но очень нескоро, — улыбнулся я. — Пока выживаем так. Когда можно приступать к ремонту?
— Через три дня. В одном кабинете линолеум порвался, идем покажу.
Это было в кабинете рядом с туалетом.
— Не беда, — сказал я, глядя на повреждения. — Ремонт займет максимум пять дней. Что нужно еще? Какое оборудование?
— Не спеши с ремонтом. Я еще фирму не открыла, и непонятно, сколько это продлится. Цены сто раз изменятся. Просто сейчас один санаторий закрывается, там есть кушетки, стеллажи, оборудование физиотерапевтического кабинета, все распродается за копейки. Завтра этого может не быть.
— Цена вопроса? — улыбнулся я.
Пару секунд поколебавшись, Гайде достала из кармана плаща сложенный вдвое листок. Я ознакомился со списком.
— Четыреста тысяч за все?
— Это недорого…
— Так и я о том же! Надо брать. Если нужен грузовик, то он есть…
— У них есть электрокардиограф…
— Ух ты! Сколько за него хотят?
— Много. Сто пятьдесят тысяч…
— Берем! — махнул рукой я, и ее глаза округлились. — Это же крайне необходимо для вашей работы. Вы же кардиолог! А такие специалисты на вес золота. Что у них еще есть?
— Автоклав… Цену не узнавала. Не должна быть космической.
— И его берем, заодно решим вопрос со стерилизацией.
— Но ты же понимаешь, что накладной не будет…
— Зато будет цена, которая нас устраивает, — улыбнулся я и удалился в туалет, где отсчитал четыреста пятьдесят тысяч, плюс сто пятьдесят и плюс сто — вряд ли за автоклав попросят больше, это же не холодильник, он мало кому нужен, а нам жизненно необходим.
Вышел я с нужно суммой.
— Еще бы холодильник найти профессиональный, чтобы хранить лекарства и что там еще? Анализы. Спросите, есть ли у них и сколько стоит. И про кресло гинеколога спросите.
Гайде растерянно взяла деньги, неверяще на них уставилась, потом — на меня, покачала головой.
— Павлик, откуда у тебя столько? Это же целое состояние! Давай я хоть расписку тебе напишу, нельзя такими суммами разбрасываться!
— Зато у нас будет своя маленькая клиника! Представляете, сколько осложнений можно предотвратить, просто правильно поставив диагноз и назначив лечение?
Она кивнула.
— Да, в поликлиниках полный беспредел!
— И врачам будет легальный заработок. Может, кого-то это удержит от того, чтобы уйти из профессии.
— Вот уж точно. Сама подумывала, а теперь — нет.
— Обязательно нужно будет провести телефон. Узнаете, как это провернуть?
— Постараюсь, — улыбнулась она.
Мы вернулись к Гайде, она написала расписку, и я поехал домой, фантазируя о том, что у нас в городе появится первая платная клиника, где люди смогут, не нарушая закон и не давая взяток, получить лечение на гарантированно высоком уровне.
Я поехал домой с чувством выполненного долга, уверенный, что Гайде правильно вложит мои деньги и ничего себе не возьмет. А если возьмет десять-двадцать тысяч, так и хрен с ними!
Открывая зеленую калитку ключом, я готовился к атаке Зинаиды Павловны — в последнее время она всегда набегала, когда приходил кто-то из нас. Но почему-то никто не вышел. Стало не по себе, и вернулось дурное предчувствие. Уж не стало ли старушке плохо? Вдруг ее разбил инсульт, и она лежит одна в комнате, пену пускает?
Наш домик не был заперт, я открыл дверь и крикнул:
— Боря! С хозяйкой все в порядке?
Брат вышел с видом провинившегося щенка, отвел взгляд и пробормотал:
— Наташа в больнице. По «скорой» увезли.
Предчувствие меня не обмануло. Первая мысль была, что Боря и Зинаида Павловна ведут себя странно, а значит, как-то к этому причастны.
— Как так? — воскликнул я. — Когда? Что-то серьезное?
Глава 7
Восьмое марта
Боря съежился, дернул плечами и сказал, глядя в сторону:
— Я не знаю. Меня дома не было. Приехал, ее нет, все в крови…
Я ворвался в дом, осмотрелся.
— Где в крови⁈
— Вещи ее, — пробормотал он, возле телефона прям лужа была, я вытер. — Это я виноват. Я!
— Она разбилась? Как это случилось?
Я встряхнул брата, он трепыхнулся, как тряпичная кукла, но сопротивляться не стал.
— Она разбилась? Как ты можешь быть виноватым, когда тебя не было дома?
Он упал прямо на пол, ударил кулаком по доскам и затрясся.
— Я виноват. Ударь меня, давай! Я за-заслужи-и-ил!
Первая мысль была — бабка попросила ее что-то переставить или перевесить занавески, Наташка не смогла отказать, полезла куда-то, упала, разбила голову… В лучшем случае. В худшем сломала позвоночник. С обычными травмами по «скорой» не увозят.
Понимая, что от брата ничего не добьюсь, я бросил рюкзак рядом с рыдающим Борей и побежал к хозяйке, подергал дверь. В кои то веки она была закрытой. Точно бабка поспособствовала Наташкиной травме! Я постучал. Не дождавшись реакции, постучал сильнее, припал ухом к двери и услышал далекое бормотание телевизора. Точно это из-за нее. Теперь делает вид, что не при делах и не слышит меня. Тогда я переместился к окну, постучал и заорал в приоткрытую форточку: