— Чур меня, чур меня, — проговорил я, увидев вдалеке пост ГАИ и скопление грузовиков возле него.
Каналья сбросил скорость, задышал часто и глубоко.
— Попытаемся соскочить, — подытожил он. — Будут вымогать — заплатим.
Вообще, конечно, чудо, что нас не трогали столько времени. Может, и сейчас… Однако мордатый розовощекий сержант жезлом указал Каналье, где остановиться. Напарник выругался, вытащил деньги из кармана, разделил их на две части. Там был целый пресс мелкими купюрами.
— Добрый день, сержант Илья Горбатюк, — представился мордатый. — Документы, пожалуйста.
Каналья достал из бардачка стопку бумаг, глянул на меня, поджав губы. Он умеет договариваться, уверен, все у него получится. Опустив стекло, я следил за напарником и слушал, о чем они разговаривали с гаишником.
Горбатюк принялся перебирать документы, посмотрел на улыбающегося Каналью, кивнул на кузов, потом — на табличку «Пустой». Каналья сделал удивленные глаза, хлопнул себя по лбу — забыл, дескать, убрать ее. Лицо Гаишника было непроницаемым, он еще раз кивнул на кузов. Каналья залез туда, отогнул борт, размотал мешки, подтащил один к краю, чтобы Горбатюк прочитал маркировку. Тот кивнул, запрыгнув вслед за Канальей. Обернувшись, я смотрел, как мент проверяет каждый мешок, потом просматривает документы на товар.
Все было чисто. То, что это все липа — не проверить никак. По идее, гаишник должен был нас отпустить, но он спрыгнул на землю и повел Каналью, видимо, дышать в трубочку. Тот выгреб деньги из кармана и жалобно проговорил:
— Это все, что есть. На сдачу приготовили. Нету больше. Все вложили до копейки!
Вот же сука жадная! Мало ему пятерки. Тогда Каналья вытащил мелочь из другого кармана, но гаишник только поморщился.
Вернулся Каналья в сопровождении двух мордатых пузатых инспекторов уже не такой дружелюбный. Один инспектор катил перед собой тачку. Второй запрыгнул в кузов и потащил мешок муки, подал его коллеге.
Суки мрачные! Они решили взять товаром! Конечно, что им те десять тысяч, когда можно забрать девятнадцать — ровно столько стоят пятьдесят килограммов муки.
Каналья наблюдал за грабежом обреченно, уперев руки в боки, я скрипел зубами, но понимал, что, если не отдадим им то, чего они хотят, потеряем все. Таковы правила, а я еще влиятельность не отрастил, чтобы бросать вызов системе. Однако, когда проклятый Горбатюк потащил второй мешок, мир окрасился в багряные тона.
Двумя мешками не ограничилось, и Горбатюк потянулся к третьему. Каналья что-то ему сказал — голос утонул в реве мотора фуры, и я ничего не услышал.
У нас собирались забрать шестьдесят тысяч — две месячные зарплаты — только потому, что могли это сделать! Будем возникать — потеряем больше.
Злость захлестнула и понесла, я высунулся из окошка и крикнул:
— Уважаемый сержант Горбатюк, вам должно быть стыдно! Положите мешок на место!
Гаишник округлил глазки-щелочки, а я проговорил:
— Вы больше никогда никого не ограбите так, как сейчас. И никогда не возьмете взятку. Вы будете служить государству и честно делать свою работу.
Слова сами срывались с губ, вколачивались в темечко ошалелого от безнаказанности мента — пока невидимые и незаметные, но, судя по остекленевшему взгляду, непререкаемые. Если гаишник на меня не бросился, значит, внушение сработало⁈
— Положите мешок. Двух вам более чем достаточно, — проговорил я.
Мент положил мешок, но тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и спустил коллеге третий мешок. Тем они и ограничились, поволокли добычу к себе в гнездо, махнув Каналье — езжай мол.
— Счастливой дороги! — крикнул напарник Горбатюка, будто издеваясь.
Каналья сплюнул под ноги, уселся за руль и проворчал, не глядя на меня:
— Ты зачем вмешался? Зачем их злишь? У них нет ни стыда, ни совести. К чему ты взывал?
— Не было стыда и совести, теперь будут, — ответил я.
Каналья посмотрел на меня, как на больного. И не объяснить ведь ничего! Я точно так же смотрел бы на человека, которые несет такую ересь.
— Ты осторожнее, Пашка, — сказал он, заводя мотор. — Осенние обострения, все дела… Короче, дело дрянь. Теперь, возможно, менты сдадут нас бандюкам, и те будут нас пасти. Или сдадут коллегам, нас могут теперь останавливать в каждом селе и забирать по мешку. Хорошо если свое вернем.
— Не переживай, — утешил его я, — паразит редко убивает свою жертву. Делает слабой — да, но никогда не убивает, потому что сам сдохнет. Если все будут знать, что гаишники отнимают все, кто ж ездить будет?
Вместо ответа Каналья шумно выдохнул.
— Короче, едем искать комнату в доме, и чтобы загнать грузовик во двор.
Я глянул в боковое зеркало, увидел тент, развевающийся, как плащ Бетмена, и воскликнул:
— Мы забыли про тент!
Каналья хлопнул себя по лбу, остановился, и мы полезли закутывать товар. Серое небо роняло редкие капли, дождь мог хлынуть в любой момент, и нам пришлось полчаса потратить, защищая товар пленкой, а потом — брезентовым тентом. Каналья выглядел злым и расстроенным, да и я чувствовал себя дойным лосем, а это неприятно. Утешало только, что завтра эти два вора в погонах начнут другую жизнь. Может, как мошенники, присвоившие Наташкины деньги, вернут нам муку.
Постепенно на первый план стали выходить мысли о безопасности. Сдали они нас или нет?
— У тебя огнестрел есть? — спросил я у Канальи, тот кивнул.
— Есть обрез и патроны к нему, крупная дробь. Не убьет, но покалечит. Ты думаешь о том же, о чем и я? Я сказал, что мы едем торговать в Туапсе, значит, там возможно засада?
— Менты сейчас те же бандиты, — ответил я. — Так что следи за «хвостом». Я тоже буду следить. А что делать, если он появится, решим потом. Сегодня в любом случае нервничать рано, взять с нас особо нечего.
Каналья думал о своем.
— И какие тут фуры из Москвы? Да пока машина доедет, ничего не останется, все менты растащат. И саму фуру на запчасти разберут, одни колеса встретим.
Надо отдать должное ментам, больше нас не останавливали и не потрошили. Один гаишник собрался остановить, но прочитал номер машины и с сожалением отвернулся.
С одной стороны, это хорошо: одни гаишники предупредили других, что эта овца пострижена. Но с другой — кому еще они нас сдали? Завтрашний день покажет.
Большие деньги — большие риски. Скоро надо будет нанимать вооруженное сопровождение, тех же афганцев. Да уже надо бы. Мы пока не вышли на тот уровень, когда нами может заинтересоваться крупный хищник, а всякая мелочь не станет связываться, видя вооруженных мужчин.
«Хвост» мы так и не заметили. В Лазоревое прибыли на закате, и я поразился буйству зелени. Вроде двести километров от нас — и прямо тропики! Инжир в лесу растет — я раньше такого не видел! И кажется, будто море дышит теплом, и сейчас не март, а май.
Посмотрев на закат минут пять и съев по булочке с кефиром, мы занялись насущным. Каналья сказал:
— Ну что, погнали искать жилье?
Глава 5
Проклятое место
Человек из будущего, рожденный в конце девяностых и позднее, с трудом представляет, что такое нынешний курортный городок или поселок. А это несколько санаториев — или советской эпохи, или те, что обустроили в имениях аристократов во время советской власти — одна или две крупные гостиницы, которым далеко до апартаментов из будущего, десяток многоквартирных домой разной этажности и частный сектор, состоящий из разнокалиберных кособоких халабуд, сколоченных из чего придется. Летом тут гудела жизнь, и отдыхающие теснились по крошечным сарайчикам, как куры на насесте. Те, что побогаче, селились в комнатах хозяйских домов. Сами хозяева или переезжали на дачи, или спали вповалку в одной из комнат, чтобы зимой торжествовать.
Ну и каждый год после лета к домику прилеплялись странные постройки: то кособокая мансарда из досок, то скворечник для отдыхающих на втором этаже. Таким образом практически все дома частного сектора походили на создания Франкенштейна от архитектуры.