Паренек распахнул калитку, не особо скрываясь, и испуганно замер посреди двора. На крыльце появился хмурый заспанный мужичонка с наганом в руках.
— А, это ты, малой, чего тебе? — сипло выдавил из себя встречающий.
— Записку передать, — проблеял пацан, явно струхнув, судя по напряженной спине.
— Чего тут у тебя? — застегивая штаны, вывалился из-за угла любитель ранних утренних процедур.
— Да вон, Топор Костяна прислал, с бумажкой какой-то. А я его чуть не грохнул, — ухмыльнулся коротышка с оружием в руках.
— Ответ писать будете или на словах? — недовольно буркнул посланник, переступив с ноги на ногу.
— Подъем, хватит спать! Топор велит оперативно складываться и уходить на вторую точку, — прочитав записку, рявкнул коротышка.
«Костян, Костик, значит. И вторая база, — машинально отметил про себя. — Интересно, товарищ Сергеев в курсе, что у копателей еще одна точка схрона имеется? Надеюсь, да. Проследить-то я прослежу, да только доложить оперативно не сумею, со связью между нашими группами беда. Нет в этом времени мобильных телефонов».
Глава 20
Ванька Мальков с вечера объявил матери, что утром, на зорьке, отправится на рыбалку. Мать, конечно, поворчала, спросила, с кем и куда, но препятствовать не стала. Даже собрала котомку с завтраком простым: вареной картошки кинула, хлеба черного, соли, сала нарезала, завернула в чистую тряпицу. Хотела кусок рыбы жареной положить, с прошлого улова, да Ванька возмутился:
— Ты чего, мам! Нельзя же!
— Это еще почему? — удивилась мать.
— Клева не будет, — сердито сверкнув глазами, объявил сын.
— Глупости это! — отмахнулась мама и попыталась всучить наследнику рыбеху. Но Ванька категорически замотал головой, в глубине души жалея, что идет не на рыбалку, а в засаду. Но об этом матери говорить нельзя: разволнуется, побежит к учителю выяснять, что да как. А то и вовсе дома запрет.
Потому Ванька мужественно отказался от жареной рыбы, зато согласился на яблоко, карамельки и пару пирожков сладких. Чтобы мать не заметила, Мальков уволок потрепанный рюкзак в свою комнату и переложил по-своему.
На самое дно рюкзака легли веревка, складной ножик, немного поломанный, но острый. Ванька тщательно следил за тем, чтобы лезвие не тупилось. Туда же лег фонарик. Малек несколько раз включил и выключил кнопку, проверяя силу светового луча в темноте комнаты. Удовлетворенный, засунул фонарик в боковой карман. Туда же сунул тетрадку и карандаш простой. Иван собирался ничего не упустить в засаде, поэтому планировал записывать все, что увидит и услышит.
Собрав рюкзак, мальчик с печалью во взгляде оглядел свое богатство и вздохнул.
— Чего там сторожить? Кому она нужна, тропа эта? Лучше бы с собой взял, — проворчал себе под нос Мальков, с досады пнув по ножке кровати. Тут же зашипел от боли и запрыгал на одной ноге.
— Чего у тебя тут? — озабоченно поинтересовалась мать, заглянув в комнату сына.
— Все в порядке, — кривясь, ответил Ванька. — Так, ударился.\
— Сильно?
— Да ну, ерунда. — Мальчишка старательно лыбился и сделал честные-пречестные глаза.
— Ох, хитришь ты чего-то, — покачала головой мать, вглядываясь в невинное лицо сына. — Смотри у меня.
— Да все хорошо, мам, правда! — заверил Мальков.
— Ну, хорошо, — ответила мама, удаляясь на кухню. — Воды мне натаскай в бочку, — крикнула она из глубины дома.
— Так я уже! — ответил Ванька, плюхнулся на пол и полез под кровать за своим главным сокровищем.
— Вань, ты чего это на полу делаешь? — раздался с порога голос матери.
— А? — Иван, не ожидавший такого поворота событий, от неожиданности подскочил и ударился головой о край железной кровати. — Да нормально все, мам! — пыхтя и от неприятных ощущений, процедил мальчишка, не торопясь выползать из-под койки.
— Чего там у тебя? — уже строже поинтересовалась мама.
— Да ничего, мам, хорошо, говорю же! — взволнованным тоном ответил Малек.
— Вылазь, воды натаскай мне, — велела мать, не покидая комнату.
— Так я уже! — по-пластунски отползая наружу, прокряхтел Ванька.
— Что уже? — не поняла мама.
— Ну… Натаскал воды, — перевернувшись на спину, объявил Ванька, глядя на мать честным взглядом.
— Ой ли? — прищурилась женщина.
— Точно, мама, честное пионерское, — кивнул Мальков, не пытаясь встать с пола.
— Ну, молодец, раз так. А под кроватью чего забыл?
— Так это… Карандаш закатился, вот! — Мальчика разжал кулак и показал матери огрызок цветного карандаша.
— Ну-ну, — улыбнулась мама, не торопясь покидать комнату сына. — Ох, хитришь ты чего-то, сердцем чую. Смотри у меня! — Мама погрозила пальцем. — А то смотри, деду скажу, ремня вспылет.
— Да ты чего, мама, ну на рыбалку я, честное пионерское.
— И что вам с Ленькой дома не сидится? У других сыновья как сыновья, матери помогают, за младшими приглядывают, в сарайке железки крутят-вертят. Одного тебя вечно дома нет, все бежишь куда-то. Ищешь чего-то. И Ленька этот тот еще… — покачала головой мать ворчливо.
Но в глазах светилась любовь и ласка, ворчала женщина скорее по привычке, для профилактики, чтобы не забывал про обязанности и помнил, в случае чего воспитание перейдет в руки к деду, а дед у Ваньки строгий. И наказание одно — огород.
Огород Ванька ненавидел лютой ненавистью, хоть и помогал родным исправно. Оно ведь как — не поработаешь летом, не полопаешь зимой той же самой картошки или там лепешек из лука, который мамка жарила. Вкусные, особенно со сметаной.
Ванька даже сам научился их готовить. Рецепт простой, мама сама придумала: всего-то и надо, что пару луковиц мелко накрошить, да яйцо с ложкой муки добавить, посолить, поперчить, перемешать и на сковороду с маслом. Вкуснотища!
— Ты гулять-то пойдешь? — уже в дверях поинтересовалась мама.
— А? Не, мне завтра вставать рано, так я лучше спать.
— Ох, мудришь чего-то, Ванюшка. Опять с Ленькой со своим что-то удумали? — повторила мать.
— Да ничего мы не удумали! — начал оправдываться Ванька. — На рыбалку мы, и всё! Честно, ну мам!
— Ну ладно, ладно. Иди кушать, я там картошечки нажарила, салатик настрогала.
— Со сметаной? — взбодрился Мальков.
— И с зеленым луком, — улыбнулась мать.
— Ага, сейчас, — радостно улыбнулся сын, но с пола так и не поднялся.
— Ну, гляди у меня. И руки помыть не забудь, — напомнила сыну и вышла из комнаты.
— Не забуду, — буркнул Ванька и снова нырнул под кровать за самым главным сокровищем — за биноклем. Точнее, за его половинкой, подаренной