Я выехал вперед, а сразу же за мной — Петер и Грегор. Оруженосец держал в левой руке легкий щит, а в правой копье, на острие которого была нанизана тряпка, сигнал переговорщика. От массива конницы противника также отделись несколько фигур, после чего все мы двинулись к центру луга.
Стоило хотя бы попытаться поговорить.
Когда мы сблизились, я наконец-то познакомился со своим соседом, безошибочно определив всадника с баронской цепью поверх латного нагрудника как моего соседа. Это был крупный мужчина габаритами чуть меньше Петера, только не такой толстый. Как и у меня, у барона на шлеме был плюмаж, но не черного, а ярко-красного цвета. Лицо аристократа казалось одутловатым и каким-то отекшим, но это просто на щеки давили завязки. А еще сосед не носил бороду — только лихо подкрученные усы, что выдавало в нем модника, либо человека, пытающегося следить за столичными веяниями. Сейчас, насколько я мог судить после визита в Патрино, особым шиком считалось бороду именно брить, а усы — оставлять. Ведь цирюльника позволить себе мог далеко не каждый, да и процедура эта, в контексте возможности подхватить столбняк от пореза опасной бритвой, безопасной не выглядела.
— Барон Фитц! — крикнул я, поднимая забрало и показывая лицо.
— Гросс! — насмешливо ответил сосед, который, кстати, взял четырех людей сопровождения вместо моих двух, и все были в тяжелой латной броне. — Немедленно, все вы! Сдавайтесь! И я пощажу ваших людей!
«Ваших людей», а не «вас». Собственно, понятно, что меня в живых Фитц оставлять не намерен. Ведь если я дойду до королевского суда, точнее, когда я дойду до королевского суда, этому придурку не поздоровится. Вексели-то были настоящие, это засвидетельствуют и столичные купцы, и молодые Морделы. Не думаю, что у провинциального барона настолько длинные руки, чтобы устроить подлог на подобном уровне. О чем я решил все же сообщить Фитцу.
— Вы сами вынудили меня объявить междоусобицу! — крикнул я, так как между нами сохранялась дистанция в метров пять-шесть, ближе съезжаться не стали. — Вы незаконно арестовали моих людей! И это подтвердится королевским судом! Я требую вернуть мне подчиненных и все украденное имущество!
— Людей? — оскалился Фитц. — Это о тех мерзких крысах, что принесли фальшивки в торговую гильдию моего города? Воры и проходимцы! И они получили своё, как того и требует закон королевства! Да и вы сами проходимец! Разоряете надел, шантажируете вместо того, чтобы сойтись в честной схватке и принять свою судьбу как мужчина! Я требую вернуть жернов! Немедля!
— Сначала люди! — крикнул я. — Или клянусь Алдиром, ваш жернов расколется надвое еще до того, как вы до него доскачете. Хотите рискнуть последней мельницей?
Арчибальд был ценнее любого жернова, ценнее даже не двадцати, а двухсот серебряных фунтов. Он был управляющим моим замком и моей правой рукой — а теперь и единственной «рукой», так как Ларс стал купцом, а Грегор еще не накопил достаточно авторитета среди членов отряда и горожан. Деньги я найду, а второго такого человека, который был и с оригинальным Виктором, и со мной еще до получения титула — никогда. И поэтому мне нужно было выцарапать своего заместителя из когтей барона Фитца.
— Люди? Это не люди, а мусор! — расхохотался Фитц, после чего примеру своего патрона последовали и четверо других латников. Впрочем, одному из них сосед почти сразу же дал команду. — Эй! Приведи заключенных!
Всадник слева от барона развернул коня и поспешил к рядам своих товарищей, мы же остались лицом к лицу с соседом, который сейчас начал заговаривать мне зубы:
— Неужели вы настолько самонадеянны, что решили насаждать всем вокруг свои порядки, Гросс? — Фитц намеренно игнорировал мой титул и грубо обращался просто по моему старому прозвищу, которое сделали фамилией при выдаче титула. — Или считаете, что этот оборванец стоит целого жернова? Вам стоит поучиться дипломатии и искусству ведения переговоров, это необходимое качество для аристократа…
— Я знаю, какие качества нужны аристократу, — надменно ответил я, вздергивая подбородок, чем порядком выбесил собеседника. — В первую очередь аристократ не должен брать чужое…
Они нас не отпустят. Я видел, как стал разворачиваться стой противника, как всадники готовились броситься в атаку. Скорее всего, нас намеренно хотели связать пленниками прямо посреди поля, чтобы мы оказались в проигрышной позиции.
К сожалению, мои подозрения подтвердились. Когда я завидел за спинами Фитца и его бойцов три изломанные фигуры, тяжело бредущие в нашу сторону, барон недобро зыркнул и прошипел:
— Ну, в любом случае, Гросс, вы и ваши люди не сгинете напрасно. Ваша судьба станет уроком для других, — выплюнул Фитц, разворачивая коня и устремляясь к собственным бойцам.
Переговоры были окончены, толком и не начавшись. Моих людей Фитц отпустил, но лишь в качестве приманки — Арчибальд и двое дружинников еле-еле прошли половину пути к центру луга, а над рядами всадников Фитца уже прокатился звук боевого рога.
Я пришпорил коня и поскакал навстречу пленникам, за мой устремился и Петер с Грегором, полностью игнорируя угрозу от дружины Фитца. Сакратор уже в полный голос читал текст боевой молитвы и я чувствовал себя в этот момент совершенно неуязвимым, потому что, даже не оборачиваясь, по отблескам из-за спины, понимал, что местное божество нас не покинуло и в этот момент. Алдир с готовностью отзывался на молитву Петера, а значит, я буду способен голыми руками дробить камни.
На полном скаку, когда строй противника уже тронулся с места, а до пленников оставалось метров пятнадцать, я наконец-то понял, почему Арчи еле-еле плетется, понял причины медлительности моего заместителя.
Лицо мужчины было окровавлено, правый глаз перемотан какой-то тряпкой, а правый рукав рубахи болтался пустым, перевязанный узлом чуть выше локтя. Два других дружинника также лишились правых рук и сейчас все трое, кое-как поддерживая друг друга, босые и истощенные, пытались добрести к нам навстречу.
Так вот что он имел в виду, когда сказал «они получили своё, как того и требует закон королевства», да?
Значит, так?
— Грегор!!! — прорычал я, и мой оруженосец, понимая, что от него требуется, опустил копье и сорвал тряпку «переговоров». Хотя это было пустой тратой времени. Как только дружина Фитца пришла в движение, все двадцать