— Ну смотри, мам, если ты с кем-нибудь начнешь отношения или соберешься замуж.
— Не начну, — отвечаю уверенно. — Не соберусь.
— Просто мне бы такого не хотелось, — выдает прямо.
И опять пристально на меня смотрит.
— Ксюш, я привыкла одна жить. Мне так гораздо больше нравится. Поэтому тут тебе точно переживать не стоит.
— Отцу я тоже сказала, — добавляет вдруг.
— Что?
— Чтобы он даже и не думал какую-нибудь левую телку притянуть.
— Не выражайся так, — качаю головой. — Грубо.
— Нет, мам, как есть. Я ему все дала понять. Четко. Поэтому ты не думай. Он мне обещал. Никакой роман не закрутит.
Киваю. Не спорю с дочкой. Ну не говорить же ей, что Таиров тот еще скот, и как там говорят? Свинья грязь найдет. Так что слово-то он дал, но крутить это ему ни с кем не помешает.
Раньше ведь и брак не мешал.
Ладно, не важно. Стараюсь отогнать все лишние мысли. Перевожу разговор на другую тему.
— Ты уже выбрала, где в этом году практику проходить? — спрашиваю, зная, как это для дочки важно.
Так и переключаемся. Но понятно, что разговор еще не закончен. Напряжение повисает в воздухе.
53
Утром просыпаюсь пораньше. Осторожно собираюсь и выхожу из квартиры. Хочу на рынок сходить. Купить все самое свежее, чтобы приготовить для Ксюши ее любимые сырники. Здесь пройти недалеко, много времени это не займет.
Быстро справляюсь. Иду обратно.
И… тут меня ждет сюрприз. Возле подъезда.
Таиров.
Он стоит прямо перед ступеньками. Перегораживает проход на крыльцо. Буравит меня темными глазами.
Не могу не отметить несколько деталей. Ссадины на скуле. Выразительный синяк, расплывающийся под глазом, от чего веки припухли.
— Пылаеву больше досталось, — бросает бывший.
Наверное, полагает, что меня это должно как-то взволновать.
Хотя в такой ситуации безразлично, кому из них досталось сильнее. Оба хороши. Устроили отвратительную сцену в ресторане. Схлестнулись так, будто подростки. Нет, подростки вели бы себя гораздо умнее. А тут даже тяжело определение подобрать.
— Позволь мне пройти, — говорю спокойно.
Я останавливаюсь, поравнявшись с Таировым. По опыту знаю, что все эмоции лучше сдержать. Нельзя вступать с ним в разговор. Только хуже ведь будет. Да и бесполезно пытаться ему хоть что-то объяснить.
Будет очередной конфликт. И это все ни к чему не приведет.
— Вера, задержись, — выдает бывший.
Вопросительно смотрю на него.
— Поговорить надо, — добавляет он.
— О чем нам говорить? — нервы все же не выдерживают, пусть умом понимаю, нет никакого смысла с ним говорить, а слова сами собой с губ срываются. — О чем, Эмир?
— Много тем, — бросает. — О детях, например. У нас дочка общая. А сына ты от меня скрыла. Забыла уже?
— Ты в суд пошел, — говорю. — Может, мы бы и могли разговаривать до этого момента. Но теперь это точно не получится.
— Вер, да что ты опять…
— Я — опять?
Он кривится. Будто его раздражает каждое мое слово. А вообще, почему «будто»? Наверняка, так в действительности и есть.
Бесится Таиров.
Ну и я тоже далеко не в восторге от всего происходящего.
— Ладно, Вера, давай пока это оставим, — говорит он, помедлив. — Ты же понимаешь, что если я захочу, то сверну весь этот судебный фарс. За день. Поэтому ты не горячись раньше времени. Сказал же тебе. Тут спокойно все обсудить нужно.
— И что ты хочешь обсуждать?
Ни секунды Таирову не верю. Но прекрасно понимаю, что он действительно может покончить со всем очень быстро. Если пожелает.
А если нет…
Несмотря на хорошие отзывы про Жданова, мне с трудом верится, будто кто-то сумеет одолеть Таирова. Слишком долго была его женой. Знаю, какой он. Эмир на все пойдет. Но цели добьется. Выбьет, выгрызет. Любой ценой.
К тому же, со Ждановым ситуация тоже непонятная. Мы еще даже не общались. Неизвестно, согласится ли он.
Крестовский красиво все расписал. Однако я никому доверять не могу. Ни ему, ни этому Жданову.
Закончить все еще до судебных разбирательств было бы идеальным вариантом. Но боюсь, нечто такое мне совсем не светит.
Таиров хмурится. Проводит ладонью по затылку. А потом как выдаст…
— Извини, Вера. Знаю, я вел себя как последний дебил. Нервы тебе трепал. И вчера, — он замолкает и морщится. — Ну сорвался. Признаю. Накостылял этому кретину. На эмоциях все. Перебрал. Я согласен. Давай теперь нормально все обсудим. Старое вспоминать не будем. Дети у нас. Мы семья. Нам надо бы вместе держаться. Рядом. Без всех этих склок. Понимаешь?
54
Замираю в ступоре, не представляя, как реагировать на слова бывшего.
Наверное, я могла бы принять такое поведение за игру, за какую-нибудь хитрую манипуляцию. Но я понимаю, что на самом деле, Таиров бы не стал подобным заниматься. Да и прожив столько лет рядом с ним, понимаю, когда он честен.
Теперь, глядя на него, не могу усомниться в его искренности. Сейчас бывший выражается прямо. Искренне. Как будто ему действительно жаль.
От того, что читается на его лице, оказываюсь в растерянности. Даже никакого ответа не нахожу. Пусть и пытаюсь. Но у меня и правда слова в предложения не складываются.
Да что же он…
Выходит, всерьез решил пойти на попятную? Помириться? Наладить отношения? Нет, Таиров, конечно, неисправим в этом смысле.
Вернуть наши отношения превратилось для него в идею фикс.
Мой первый порыв решительно высказать ему все, что я об этой его безумной и совершенно нереалистичной идее думаю.
Однако я заставляю себя прикусить язык. Очень вовремя.
Как бы цинично это не звучало, мне же выгодно потянуть. Хоть несколько дней выиграть. Хоть какой-то запас получить.
И если Таиров будет рассчитывать на наше примирение, то сам сбавит обороты в своей агрессивной атаке.
Тогда смогу разобраться, поможет ли мне Жданов. Переговорю с другим адвокатом, если он вдруг не согласится.
В общем, отказываться, резко отвечать, пойдя на поводу своих эмоций, точно не в моих интересах.
Лучше проявить немного хитрости. Без ложных обещаний, конечно. Лгать Таирову, давать надежду тоже не собираюсь.
Не хочу кривить душой.
Между нами ничего не может быть. Никогда больше. Я свой урок получила. Хватит с меня отношений. Тем более, с ним.
Да и обещать что-то Таирову, а потом забрать свои слова обратно, будет элементарно опасно.
Надо действовать аккуратно, осторожно. Тщательно подбирать выражения.
— В каком-то смысле ты прав, — замечаю. — Мы не чужие люди. У нас дети есть. Но ты должен и другое понимать. Есть поступки, которые ничем нельзя исправить. Есть