Второй интересный элемент мифа кроется в мотивации громовержца убить змея. В. Н. Топоров и В. В. Иванов считают, что расчленение змея приводит не просто к созданию мира, а к освобождению сдерживаемых змеем вод, коров, невест или лучей света. Это интерпретируется как освобождение и излитие в мир жизненных и плодородных сил и изначально может быть связано с пленением змеем богини зари *Haéusōs и ее спасением громовержцем, благодаря которому наступает рассвет. Тогда эту битву можно рассматривать не как ежегодную, а как ежедневную. Этот сюжет позволяет нам связать образ хтонического змея с богами подземного мира: Аидом, ворующим Персефону, и Кощеем, крадущим девушек, а также с группой героических сюжетов спасения принцесс Персеем или святым Георгием.
По-другому центральный миф о творении мира реконструируют Б. Линкольн и Я. Пухвель. По их мнению, творение мира связано с космическим жертвоприношением. В дошедших до нас религиях мы видим три варианта этого мифа. Первый — с участием андрогинного великана-первочеловека, из разделенных частей тела которого создается мир, например скандинавский Имир или Иисус из «Голубиной книги» [8]. Второй — о двух однополых близнецах, один из которых убивает другого: это миф о римских Ромуле и Реме, где имя последнего изначально звучало как Емос. Третий вариант сюжета повествует о любви брата и сестры, которые творят мир через божественный инцест: индийские Яма и Ями, иранские Йима [9] и Йимак, балтийские Юмис и Юмала, славянские Иван да Марья.
Какой из вариантов мифа самый архаичный? Андрогин распался на божественных близнецов или последние слились в двуполое существо? Американский религиовед Брюс Линкольн реконструирует имена участников мифа как *Manu — «человек» (отсюда англ. «man», рус. «муж») и *Yemo — «близнец», утверждая, что самый архаичный сюжет (о Ромуле и Реме) сохранила римская религия, которая воспринимала основание Рима как творение космоса. Б. Линкольн так реконструировал этот сюжет: в космическом пространстве существуют два брата-близнеца и корова [10], затем Ману приносит в жертву Йему и первокорову, Ману становится первым жрецом, сотворившим мир, а Йемо первым умершим, первым прошедшим путь в загробный мир, ставшим его царем и показавшим людям, как до него добраться. При этом мир мертвых воспринимает как благостная обитель предков (Питрилока в Индии, Вальхалла в Скандинавии). Мистическое содержание жертвенного подвига Йемо легко объяснить через образ Иисуса, который, став полноценным человеком, умер и воскрес, буквально «прорубив» своим последователям путь к вечной жизни. То же самое совершает и Йемо.
Ромул и Рем. Монета, 330–364 гг.
National Museum of Antiquities
Почему для космогонического процесса нужно не одно существо, а близнецы? Смертный или мертвый близнец мог появиться во время наблюдения людьми за родами как интерпретация значения последа (Геракл и Ификл). Однако существует и другое мнение: изначально был именно гермафродит как символ хаоса и неразделенности женского и мужского. Есть и те, кто считает, что первичен миф о любви, и видят в нем логичное продолжение сюжета о боге-отце и богини-матери.
Б. Линкольн пытается связать близнечный миф с основным мифом В. Н. Топорова и В. В. Иванова, вводя третьего участника космогонического процесса — воина Трито (букв. «третий»), который уже после творения мира сражается с трехголовым змеем *Ngwhi, имя которого имеет общий корень с общеиндоевропейскими отрицательными частицами «не»/«нет», словом «змея» (санскр. naga, англ. snake) и мифическими змееподобными существами индуизма и буддизма нагами [11]. При этом Б. Линкольн интерпретирует Ману, Трито и корову как представителей трех сословий праиндоевропейского общества: жрецов, воинов и земледельцев.
Еще один устойчивый миф, присутствующий в нескольких индоевропейских религиях, повествует о теомахии (войне божеств). Это сражение происходит в процессе творения мира или сразу после и связано с битвой за власть, возможно в процессе свержения громовержцем отца-неба с трона. Субординация между божествами в разных мифах разная, однако стоит обратить внимание на то, что «асы», «асуры» и «Ахура» — созвучные слова и могут происходить от общего корня со значением «могучие», «обладающие жизненной силой». В Иране Ахура Мазда сражается с братом, богом зла Ангра Манью, и его слугами дэвами; в Скандинавии асы борюся с другим типом божественных созданий — ванами; в Индии асуры вступают в схватку с дэвами, при этом асуры являются подвидом дэвов; в Греции боги сражаются с титанами — предыдущим поколением богов.
Существует версия, что эта группа мифов имеет под собой реальное историческое событие и повествует либо о сражении индоевропейцев с другими народами, либо о междоусобицах внутри праиндоевропейского общества.
Несмотря на то что боги создали знакомый нам мир, существует космический надбожественный порядок, который старше богов и не творится ими. Он неперсонифицирован, ему бесполезно молиться, поскольку он не является конкретным субъектом (рита в Индии, рату в Иране, рок в Греции). При этом он действует и на людей, и на богов. Из древнегреческих текстов мы знаем, что боги тоже боятся рока и не могут его изменить. Более того, читая цикл мифов о том, как Один пытается узнать признаки и способы предотвращения Рагнарёка, мы понимаем, что боги не просто не властвуют над судьбой, а даже сами ее не знают.
Пахтание Молочного океана. Картина неизвестного художника, около 1780–1790-х гг. Мифологический сюжет, рассказывающий о противостоянии дэвов и асуров.
The Metropolitan Museum of Art
Заглянуть в будущее могут особые богини, часто являющиеся в образах небесных ткачих или прядильщиц, так или иначе управляющих человеческими судьбами. Часто их три: они олицетворяют прошлое, настоящее и будущее. Это: норны в Скандинавии, мойры в Греции, парки в Риме, гульсы у хеттов, южнославянские суженицы или орисницы, сказочные феи-крестные и, возможно, славянские рожаницы.
Откуда берутся мифы и сказки?
Между сказкой и мифом с религиоведческой точки зрения [12] отсутствует принципиальная разница. Многие сюжеты, называемые нами мифическими в одной культуре, например кража Аидом Персефоны, в другой мы встречаем в сказке — тот же сюжет, но с Кощеем Бессмертным и Марьей Моревной. Разница заключается лишь в том, что миф — это сакральная история. Миф является мифом, покуда есть верующие, считающие этот рассказ божественной истиной. А сказка — это миф, потерявший свою сакральность, то есть десакрализованный. Таким образом, правильнее говорить «библейские мифы», но «греческие сказки», хоть это и звучит непривычно. А еще это значит, что мы можем изучать дошедшие до нас сказки как часть славянской мифологической системы.
Существует несколько религиоведческих школ, пытающихся дать