В ноябре 1807 года Павел Строганов официально перешел на военную службу (уже не волонтером) и месяцем позже был переименован в генерал-майоры. В начале 1808 года Павел Александрович был назначен командиром лейб-гвардии Измайловского полка, бывшего по старшинству третьим пехотным полком русской гвардии после Преображенского и Семеновского. Сидеть без дела не приходилось – не успеешь закончить со шведами, как приходится воевать с турками, а там и Наполеон нагрянул… Во время Бородинского сражения генерал-адъютант Строганов командовал Первой гренадерской дивизией, действовавшей в районе Утицкого кургана. За отличие в сражении он был произведен в генерал-лейтенанты.
В ноябре 1812 года, после сражения под Красным, Павел Строганов был отправлен на лечение домой, в Петербург, – он страдал чахоткой, и жизнь в походных условиях вызвала обострение заболевания. К тому времени граф уже был распорядителем семейного состояния, которое досталось ему от отца не в самом лучшем виде. Александр Сергеевич жил на широкую ногу, щедро жертвовал на благотворительность, не жалел денег на пополнение своих коллекций и спонсировал многие начинания, главным из которых стал Казанский собор… В результате он оставил после себя долгов на умопомрачительную сумму в три миллиона рублей. Вроде бы Павел Александрович собирался раздобыть средства для расплаты с долгами у лондонских банкиров под заклад своих пермских заводов, но в итоге деньгами его ссудил Государственный заемный банк, учрежденный в 1786 году по указу Екатерины Второй. Дворянам банк выдавал под населенные имения ссуды на 20 лет под 5 % годовых с условием ежегодного погашения трех процентов оставшегося долга. В принципе, Павел Александрович мог бы продать часть своих имений и рассчитаться с кредиторами сразу (на жизнь ему и семейству осталось бы с лихвой), но он считал дробление имущества непозволительным. В 1817 году, незадолго до кончины, Павел Строганов составил майоратный акт, по которому все его имущество в Пермском, Оханском, Соликамском, Кунгурском и Екатеринбургском уездах Пермской губернии (всего около сорока шести тысяч душ мужского пола), а также в Балахнинском уезде Нижегородской губернии и в Петербурге и его уезде, во избежание дробления между четырьмя дочерьми-наследницами вошли в общий состав под видом нераздельного имения. В августе того же года, спустя два месяца после смерти Павла Александровича, майоратный акт был утвержден высочайшим указом «в знак уважения, отличного усердия и преданности» и «равно в награду услуг и ревности, оказанной им и его предками российскому престолу». Согласно императорскому указу во владение нераздельным имением сначала вступала супруга покойного графа, а затем – старшая дочь, к мужу которой переходил графский титул. Также в указе отмечалась обремененность строгановского имения «немаловажными казенными долгами», ввиду чего графине Софье Владимировне Строгановой «не в пример будущим владетелям нераздельного имения» с разрешения Сената позволялось «закладывать часть из нераздельного имения в казенные места на соразмерные их нуждам суммы».
Уже в начале 1813 года, почувствовав себя значительно лучше, Павел Александрович вернулся на военную службу, взяв с собой единственного сына Александра, которому тогда было восемнадцать лет. В «Битве народов» под Лейпцигом в октябре 1813 года под Александром Павловичем была убита лошадь, что считалось дурным предзнаменованием. Предзнаменование сбылось спустя пять месяцев, в марте 1814 года, когда Александр Павлович пал на поле брани близ Краона. «Юноша храбрый и милый граф Строганов тут же жизнь свою положил и многие другие офицеры», – говорилось в рапорте генерала от инфантерии Фабиана Остен-Сакена командующему объединенной русско-прусской армией генерал-лейтенанту Михаилу Барклаю де-Толли.
«Слыхали ли вы уже, милый друг, о случившемся несчастье? – писал Адам Чарторыжский Николаю Новосильцеву. – Бедный Александр Строганов убит почти на глазах своего отца, который в полном отчаянии. Что будет с бедной графиней Софьей Владимировной? Выдержит ли она этот ужасный удар? Редко что-либо меня так огорчало. Император хочет послать Строганова в Петербург; это было бы самое лучшее. Несчастие этого семейства ужасно; несчастье, которое постигло таких друзей, как эти, надрывает сердце…»
Гибель единственного сына подкосила Павла Александровича – болезнь его обострилась, и с каждым днем состояние несчастного графа становилось все хуже и хуже… Чахотку в то время пытались лечить пребыванием в теплом климате, что облегчало состояние, но не могло дать полного исцеления. Следуя в Лиссабон на борту фрегата «Святой Патрикий», Павел Строганов скончался в июне 1817 года, когда корабль находился близ Копенгагена… В поездке его сопровождали супруга, ее брат Дмитрий Владимирович и племянник – барон Александр Григорьевич Строганов. Чувствуя, что дни его сочтены, Павел Александрович настоял на том, чтобы Софья Владимировна сошла на берег и в последний час при нем оставался только племянник.
Иногда так и подмывает вырвать листы из книги бытия и переписать историю заново, чтобы достойные люди смогли воплотить свое предназначение и полностью реализовать свой великий потенциал. Но Мать-История не терпит исправлений и не знает сослагательного наклонения, так что нам остается только помнить и чтить…
Павел Александрович Строганов – человек, который мог бы принести много пользы своему отечеству, но принес ровно столько, сколько позволило время, в котором ему довелось жить. Una hirundo ver non facit, – говорили древние римляне, «Одна ласточка весны не делает». Это так, но без первой ласточки не будет никакой весны…
Глава IX
Многомудрая Софья
Судьба играет человеком,
Она изменчива всегда,
То вознесет его высоко,
То бросит в бездну без стыда [55].
Эти слова, посвященные Наполеону Бонапарту, можно отнести и к Софье Владимировне Строгановой. Любимый ребенок в одном из самых знатных семейств России [56], любимая и любящая жена одного из богатейших людей империи, счастливая мать четырех детей, да вдобавок умна и красива…Очарование Софьи Владимировны, а также ее ум и аристократичность отражены в портрете, написанном в 1808 году Жаном-Лораном Монье. Эта картина из числа