Молодой лейр Кройст замер, глядя на меня, а я отчаянно пыталась подобрать слова, чтобы объяснить, что я тут делаю, чтобы оправдаться, чтобы…
— Отлично. Опять ты здесь, — сказал он. Опять? Но почему опять? Шагнул ко мне. — Прогуляемся?
Я сглотнула и молча кивнула.
Он грустно улыбнулся и вдруг протянул пальцы к моей щеке и заправил мне за ухо прядь волос. Скользнул ладонью по шее. А потом вдруг резко выдохнул и обнял, уткнувшись лицом мне в плечо.
— Как жаль! — прошептал он. — Как жаль, что мы не встретились тогда. Когда я еще мог смеяться. Когда я еще не понял, что лейри Кигана имела в виду. Теперь же мне ничего не остается, кроме как видеть тебя во сне… иногда. Иногда я с досадой думаю, почему так ювелирно научился создавать плоть кошмаров и страхов, но не учел, что когда-то захочу попросить у своего разума твой образ. Но разум расчетлив и скуп…
Он отстранился и посмотрел мне в глаза.
— Хорошо, что сегодня получилось.
Взял меня за руку и повел за собой. Я шла, бездумно переставляя ноги, как марионетка. Мысли метались, словно мотыльки в абажуре лампы. “Попросить у разума твой образ…” Лейр Кройст не понял, что я на самом деле пришла к нему в сон. Он решил, что я ему просто привиделась. Что я просто сон. И… он рад этому сну?
Трава под ногами похрустывала, будто стеклянная. В воздухе пахло осенними листьями и корицей. Небо то и дело меняло цвет, и парк вокруг то казался абсолютно реальным, то выглядел сюрреалистической пародией на себя самого.
— Не хочу тебя отпускать, — проговорил Кройст, сжав мою руку. — Но знаю, что придется. Очень скоро придется. И во сне, и в реальности.
— Почему? — шепотом спросила я.
— Что я могу тебе дать? — горько сказал он. — Я стал великим заклинателем, но заплатил сполна ту цену, что потребовал опал. Я отдавал свою душу по кусочкам каждый день. Думал, что низменные человеческие эмоции и чувства мне никогда не понадобятся. Более того, без них куда сподручнее биться с кошмарами, верно?
— Верно…
— И вот, много лет спустя, когда я встретил ту, что с первого взгляда отпечаталась навсегда на сетчатке моих глаз… Ту, которую я хотел бы не только учить и защищать, но и любить… Когда я встретил тебя, Иви. И — проклятье! — я не могу признаться тебе в своих чувствах. Потому что не способен на них. Не способен дарить тепло. Не способен обожать так, как ты этого заслуживаешь. Я темный клинок заклинателей Инилерина. Во мне не осталось ничего человеческого. А тебе… Тебе нужно, чтобы тебя любили. Я это знаю.
Я почувствовала, как слезинка бежит по щеке, а сердце бьется, как птица, и твердит мне: скажи ему! Признайся! Ты ведь его тоже любишь…
И в этот момент сон рассыпался на осколки, словно витражное окно, в которое попал камень. Я задохнулась, замахала руками, пытаясь удержать равновесие, и услышала голос Малки:
— Спокойно. Все в порядке, я тебя держу. Должно быть, Кройста разбудили. Ты узнала что-нибудь?
Вместо ответа я закрыла лицо ладонями и разрыдалась.
Глава 29. Найти другой выход
На следующий день во время практики мы учились подчинять стихийные порождения кошмаров. Дожди, вихри, бури и торнадо, разбуженные не силами природы, а беспокойным спящим разумом. Точнее, Кобб и Сигилл пытались кое-как справляться с ними, а я просто находила все более и более пугающие формы ночных страхов. Как оказалось, многие из когда-либо спящих в нашей Академии испытывали ужас перед неподвластными силами природы.
— Лейри Лаймо! Иви! — воскликнул Кройст, развеивая грозовую тучу у меня над головой. — Тебя едва не прошило молнией. Я неоднократно говорил, если неспособна укротить кошмар, постарайся хотя бы отступить от него или спрятаться. Что с тобой сегодня такое?
Я ничего не ответила, лишь виновато улыбнулась. Хотя вчера вечером, перестав плакать, сначала решила, что теперь мне можно признаться ему в своих чувствах… А потом поняла — нет. Расспросила Оску о том, как строится наша личность во сне, и отказалась от этого решения. Потому что во сне Кройста мы говорили с его молодой ипостасью. Той, что еще не растеряла чувства, еще не огрубела сердцем, еще не превратилась в жестокого и сухого лейра куратора. Который… даже если и чувствовал ко мне что-то, то ни за что не признался бы в этом. Чувство его было заперто за сотней дверей на сотню ключей, и то, что я его вообще сумела увидеть… это было чудом.
— Говоришь, в его сне небо меняло цвет? — спросила Оска.
— Да. Как будто на нем светило солнце разного цвета… Только вот никакого солнца я не видела.
— Ты забрела очень глубоко. Скорее, даже случайно провалилась на дно его сна, — Оска потерла переносицу, как будто поправляя невидимые очки. — Он может даже не помнить, о чем говорил там и что делал.
— Кстати, что именно он говорил тебе? — невинным голосом спросила Малка. Наверно, десятый раз за вечер. — Ты так нам и не сказала.
— И не скажу, — я опустила голову, чтобы не смотреть подругам в глаза. — Я не просила отправлять меня туда. Теперь и вы не просите, чтобы я вам докладывала об увиденном.
— Не злись, пожалуйста, — сказала Оска. — Ты, главное, знай… Если вдруг захочешь уехать из Академии, я договорилась со своими родными, чтобы они приняли тебя. У тети подрастает дочь с голубыми глазами, и ты могла бы готовить ее к Академии, учить всяким важным вещам… Не думаю, что они смогут много тебе платить, но бездомной и голодной точно не останешься.
— Спасибо, — прошептала я.
Это было очень заманчиво. Уйти из Академии, раз у меня появился путь к отступлению. Сбежать от пугающей судьбы, разорвать невозможную, несбыточную связь с Кройстом, миновать смертельную опасность, которая поджидала меня в каждом сне… Но кем бы я была после такого? Маленькой Иви, которая всего боялась и до сих пор не повзрослела? Я не хотела и не могла предавать свою первую любовь. И не могла предать Академию,