– Рык рдо.
Кровь бросилась в лицо Рикардо. Неужели его имя означало на их диком языке что-то настолько... похабное? А ведь эти зеленокожие мальчишки уже извели его, даже отлить без их настырного многочисленного внимания не сходишь: увяжутся, нагло заглядывают ему... пониже пояса, где уж тут справить нужду. Затем еще и ржут беспардонно, доставая из-под шкур свои причиндалы для сверки. Животные, одним словом.
– Мое имя Рикардо Леудомер, – вскинув голову и четко проговаривая звуки, повторил он громко, перебивая гоготание уродцев. – Я законный сын котронского графа Леудомер, и требую, чтобы ко мне относились с должным уважением!
Но девушка лишь покачала головой и повторила:
– Рик, – обернулась на свою юную свиту и потребовала громче: – Рик!
– Рык, гы-гы, – продолжали посмеиваться детеныши.
Затем наглая девчонка показала на себя и рыкнула какое-то очередное дикарское слово. Но теперь Рикардо покачал головой и зло сплюнул:
– Дрянь!
Но она зачем-то повторила, почти четко, разве что вопросительно подняв брови.
Вот тут Рикардо смутился еще больше: недостойно он себя повел. Отвел глаза первым. Да, она насмехается над ним, но ведь обслуживает – еду какую-никакую и воду приносит, раны ему, как и безнадежному Агиляму обрабатывает.
Больше они не говорили, даже не пытались. Если она звала его Риком, то он игнорировал обращение, потому что детеныши все еще посмеивались, заслышав это слово.
Пользуясь тем, что глупые дикари его никак не связывали и в целом не ограничивали в передвижениях, Рикардо к концу второго дня уже понемногу ковылял вокруг их навеса и дальше, чтобы осмотреться. К тому моменту, как заживут ноги, нужно знать, в какую сторону и как бежать.
Небольшая кособокая палатка из выделанных воловьих шкур, где жила эта девчонка, и к которому приткнулся их навес из нескольких слоев плетеных циновок, как раз удобно расположилась на окраине стойбища дикарей. Дальше лишь бескрайняя степь и опаляющее солнце сверху. И вроде как раз в той стороне пряталась какая-то речка, изредка в сумерках там поднимался туман, который бывает над водоемами. И именно с той стороны несли уже надоевшую костлявую рыбу.
Где дикарка хранит кожаные бурдюки для воды, Рикардо тоже присмотрел, как и куда складывает она съестные припасы. Здесь вообще все вещи бросали, не скрывая. Вот бы еще нож найти, но металлического ножа – уже хоть какого-нибудь, не обязательно хорошего – он не видел ни разу даже в руках девчонки, которая обходилась каменными скребками. Здесь ничего ценного на самом деле в принципе не было.
Что еще ожидать от дикарей?
Однако глядя, как ловко девчонка разделывает рыбу или плетет тонкими пальцами очередные емкости из травы или лозы, Рикардо подумал – не позвать ли ее с собой в побег? Ее умения ему в пути пригодятся, даже если она по-прежнему не будет подпускать к себе ближе. А он выведет ее к людям, подальше от этих огромных, вонючих, пугающих образин. Ее здесь тоже не связывают на ночь, наверняка она не сбежала до сих пор лишь потому, что боялась одна уйти в степь. Но теперь рядом с ней будет он, крепкий мужчина, то есть когда он окрепнет, то сразу сбегут. Конечно, она не откажется от его щедрого предложения! Только как объяснить этой дикарке, что от нее требуется?
Но уже на следующий день он усомнился в своей идее звать ее с собой.
Она же совершенно, до ужаса... дикая!
В тот раз, когда она вновь проверяла раны беспамятного Агиляма, не давая ему испустить дух спокойно, Рикардо оказался рядом, скрываясь в тени навеса от жгучего полуденного солнца. Поэтому мог наблюдать, как присевшая на голые колени девчонка снимает пропитанные чем-то темным повязки с чигиданца. Как из-под этих повязок с засохшей кровью в смуглом боку Агилями проявляется что-то странно белесое. Как девчонка начинает это белесое очищенной палочкой сгребать в подставленную плошку, а то, что просыпалось мимо, своими тонкими пальцами поднимала с циновки...
Это были... черви?!
Все еще живые, едва шевелящиеся черви – светлые, толстые, отвратительные!
В теле... в открытой ране пока еще живого Агиляма!
А эта дикарка так спокойно их оттуда выковыривала, словно не впервой...
В ужасе глянув на смазливую ведь, но такую... отвратительно дикую девку, которая точно знала, что они, черви, там, ведь палочку сразу взяла...
Так, может, сама туда и разместила? Иначе откуда они под повязками возьмутся?!
Не веря увиденному, опять опустил взгляд на бок чигиданца.
Так и есть, заточенный край палочки погружался раз за разом в открытую рану, выгребая оттуда шевелящихся личинок.
Не сдержавшись, Рикардо дернулся в сторону. Успел только из-под навеса выскочить, как его нутро скрутило, исторгло остатки недавнего скудного завтрака вместе с желчью.
Боги, ему не было так отвратительно, даже когда он видел смерть и хлещущую из ран кровь в жестких боях!
А здесь такая красивая... пусть и грязная девушка, которая своими тонкими пальцами брала это... Которая вот точно сама же это в рану Агиляму ранее поместила...
Вот так, значит, она их лечит?
Рикардо рванул подальше от палатки. Чтобы даже случайно не оглянуться на ее сейчас. Чтобы вдохнуть свежий ветер степи, перебивая горечь в горле. Чтобы как-то забыть увиденное сейчас.
А его ноги? В той вонючей жиже, которую она ему давала для обработки ног, не было ли таких же сюрпризов?
Хотя судя по тому, как его раны почти затянулись и не беспокоили, вроде нет. Разве что еще больше зачесались ступни.
Рванув в сторону реки, Рикардо там же и просидел почти до самого вечера. Стянул обмотки тряпья с ног, тщательно стер, как он думал ранее, лечебную мазь, что давала ему та дикарка, проверил свои подошвы, уже затянувшиеся новой розоватой кожицей. Убедился, что там никаких червей не видно. Посидел у мелководной реки, чьи глинистые берега заросли камышом, шуршащим на ветру, успокоился.
Хотя чего еще здесь ждать? Уж точно не магов-целителей, откуда им в диких краях взяться.
И даже простых целителей, неодаренных, здесь тоже не будет... Дикарка эта их поила в том числе травяными настоями, и Рикардо был уверен, что она разбирается в лечебных травах. Но увиденное сегодня поразило его. Нет, пожалуй, он не будет звать дикарку с собой в побег, ее невежественные, да что там – ужасные методы "лечения" слишком уж... отвратительны! А если она в дороге вздумает его еще какой гадостью напоить или накормить?
Итак, он подождет, когда окончательно заживут его ноги,