И эту пустоту – с восьмого класса до самой армии – не заполнить ничем… Хотя, почему? А любовь Таты? Расправив плечи, Гарин заулыбался. Молодое вино в старые мехи… И заполнятся они, и переполнятся, истинно говорю вам!
Он неторопливо, с полузабытой бесшабашностью, вышагивал по широкому тротуару, щурясь на солнце. Девчонки семенили впереди – хихикали, болтали, вертели попами…
«Красота-то какая! – ухмыльнулся «Розенбом». – Лепота-а!»
Он свернул к неприметной пятиэтажке, сразу оказываясь в густой, прохладной тени – кряжистые осокори разрослись, сплотясь в настоящие дебри.
Подъезды – с той стороны, а с этой – лишь одна неприметная дверь в «кандейку», где труженики ЖКХ хранили мётлы, лопаты, ржавые, не крашенные батареи и полбочки окаменевшей известки.
Пилить дужку замка, выточенного местным умельцем, не потребовалось – спецключ подошел. С натугой, но провернулся незатейливый механизм. Дверь, обитая облезлой жестью, тоже поддалась не сразу – петли «закисли».
На Гарина пахнуло затхлым, застойным воздухом. «Генералить» он не собирался, но хоть пылюку смести – на полке лежала целая вязанка веников из сорго.
«Чистота – залог порядка…»
Михаил Петрович подмел голый бетонный пол, а ветошью протер верстак, сваренный из уголков и листового металла. В мощных челюстях тисков который месяц подряд торчал не допиленный болт, рядом валялась ножовка со сломанным полотном.
Гарин усмехнулся, подумав, что зря он пыль смахнул – быть может, она запечатлела ёмкое выражение, отпущенное неведомым слесарем…
Агент «Розенбом» вздрогнул, заслышав голоса. Милое воркование Таты он узнал сразу, и отворил дверь, впуская гостей.
«Белоснежка» в модном нынче платье «сафари» и впрямь выглядела студенткой, молоденькой и прехорошенькой. Ее рука как бы невзначай легла на плечо юнца в «целинке», и парниша замер, млея – его щеки румянились, а уши и вовсе пламенели, как два облачка на закате.
Михаил Петрович пристально всматривался в его лицо, симпатичное, еще не утратившее детской округлости, и никак не мог признать в Мише Гарине сходства с самим собой. Плоская фотография не передает весь образ, а снять кинофильм о себе в «ранней молодости» мало кому удавалось.
– Здравствуйте! – воскликнула Тата, лучась и отыгрывая роль. – А… Тут вот… – голос ее утих. – Нужны духи для женщины за тридцать… Да, Миша?
– Д-да, – вытолкнул юнец. – Понимаете, я работал на стройке, и хотел купить духи для мамы, у нее неделю назад был день рождения… Думал, в Москве куплю, но там всё не то, а мне хочется, чтобы у мамы были французские… – вспыхнув еще жарче, он заторопился: – А деньги у меня есть!
– Сколько вашей маме? – мягко спросил Гарин.
– Тридцать четыре! Исполнилось…
– «Клима́»? – неуверенно обронила Тата.
Подумав, Гарин кивнул, изображая авторитетного фарцовщика.
– Пожалуй, можно и «Клима́»… Но лучше… – порывшись в чемоданчике с инструментами, он откопал плоскую коробочку, запечатанную в целлофан. – «Шанель № 5». Эти изысканней…
– О-о-о! – Глаза и рот Иверневой округлились, словно визуализируя гласную.
– Сто рублей. Но… – Михаил Петрович отчетливо замялся. – Ладно, пятьдесят! Подарок для мамы – это свято.
Вступив в товарно-денежные отношения, он глянул на часы – и незаметно кивнул Тате: пора.
Женщина повела рукой, словно поправляя растрепанные волосы мальчишки, и тот расслабился, поник слегка, а его зрачки расфокусировались, глядя в никуда.
«Пора, пора же!»
Гарин нетерпеливо покусал губу, но Светлана явилась без опозданий – посреди кандейки, между верстаком и стеллажом, очертилась энергосфера. Голубые и розовые молнийки мгновенно оплетали ее светящимися лозами разрядов, гасли и ветвились снова, зудя и полня воздух грозовым запахом озона.
Сосницкая изящно разогнулась, обеими руками удерживая ментограф и прижимая к груди шлем.
– Миш… – вытолкнула она напряженным голосом, но Гарин уже подхватывал полусферический наголовник. – Ага… Всё в порядке?
– В полном! – лаконично отчиталась «Белоснежка». – «Жучок» в нагрудном кармане «целинки».
– ИКП подключен, – отрапортовал «Розенбом».
– Приступим! – выдохнула агент «Лилит», ловко линкуя шлем с ментальным транслятором.
Сама пересадка Мише из «Беты» психоматрицы Миши из «Альфы» прошла быстро и штатно, то есть скучно.
– Всё! – выдохнула Светлана, сворачивая свое хозяйство. – Димка носится с идеей мобильной «эмвэшки», уверяет, что вся хронотехника поместится в обычном кунге, как у военных, на шасси «КрАЗа» или даже «Урала». Ну, а пока… Встречаемся здесь ровно через два часа! Просьба не опаздывать. И… дайте мне минутку, чтобы отойти подальше! Третья лишняя…
Она торопливо покинула подсобку, а Тата, встретившись глазами с Михаилом-старшим, медленно провела ладонью по гладкому лбу Михаила-младшего. И резко отдернула руку.
– …Спасибо большое! – обрадованно сказал мальчиш, так и не заметив долгой паузы, и бережно сунул подарок для мамы в свой рюкзачок. – До свиданья!
– Чао, бамбино! – Ивернева кокетливо помахала пальчиками.
Пока Гарин замыкал кандейку, юный Миша вывернул на улицу, и двинулся домой.
– Интересно… – медленно проговорила Тата. – Изменится ли хоть что-нибудь?
Гарин вскинул голову, и усмехнулся.
– Всё время забываю, что «Бета» – твой родной мир… – проворчал он и шумно вздохнул. – Ничего не изменится, Наташ… По крайней мере, в бета-пространстве. Всё, чему было суждено произойти, произошло. Изменений реальности ни в «Бете», ни в «Альфе» не зафиксировано, а «Гамму» мировая линия Браилова не могла затронуть в принципе. А вот «Дельта»…
– Думаешь… – встрепенулась Тата, но не договорила.
– Думаю, – невесело хмыкнул Михаил Петрович. – Нужно поднять все регистрограммы за девяносто восьмой год, и хорошенько поискать… Ну… Что-нибудь вроде резонанса явлений типа «переход» или «мёбиус-вектор».
– Какой ты у меня умный стал! – чистосердечно восхитилась женщина.
– А ты думала! О, кажется, Светка…
Сосницкая в своем белом сарафанчике казалась легкой и воздушной, как Фрези Грант. Приблизившись к парочке быстрым упругим шагом, она торопливо, чуть задыхаясь, доложила:
– Всё штатно! Матрица памяти задействована, метакортекс активировался через двенадцать секунд после импульса ИКП. Полагаю, сказалась еще большая психофизиологическая схожесть донора и реципиента… Ну, что? – Светлана коротко рассмеялась. – По домам?
– Да давайте, хоть погуляем чуток! – неловко воспротивился Гарин. – В парк сходим, на «катере» прокатимся…
– А пойдемте на базар? – загорелась Тата. – Фруктов наберё-ём… Экологически чистых!
– Поддерживаю и одобряю! – хихикнула Сосницкая, косясь на Михаила. – Брынзы купим – домашней, в марлечке! И хлеба, хлеба круглого!
– Помню, помню – в железнодорожном магазине! – плотоядно улыбнулся Михаил Петрович. – И… Свет, разговор есть… Впрочем… – помявшись, он махнул рукой. – Нет, не здесь. Пошли! Возьмем хлеба – и на базар! Там виадук рядом…
И гости из будущего двинулись в путь.
Пятница, 16 мая 1998 года. День
«Дельта»
Дальний Север, зона отчуждения «Петсамо»
Ледник подмял под себя весь север Скандинавии, Ботнический залив