И лежачие «ревматы» – революционные матросы – глядели на него с почтением, с благоговением даже: вождь, который вел их в бой, теперь сам, своими руками, спасает жизни тех, кого не миновала пуля!
Ближе к полудню подоспела смена, и вождь «на автопилоте», шатаясь, ощущая себя досуха выжатым, добрёл до дивана в ординаторской.
– Мигель… ты потерял за день не три кило, а все пять! – охал, да причитал Вальдес, заехавший проведать вождя революции и верного друга. – Ты сейчас, как медведь после спячки!
– Черномазый, чем байки травить, принес бы лучше поесть! – пробурчал Сенизо.
Вальдес убежал на поиски буфета, а в ординаторскую зашла Нати. Оглянувшись, она склонилась к дивану и, поправив шерстяное одеяло, тихонько, почти шёпотом спросила:
– Мигель, а как там тебя называла та… – Иверень смущённо запнулась. – …Наташа?
– Миша… – сонно прошептал Сенизо.
Вторник, 5 марта. День
«Бета»
Точка Лагранжа-1, борт ТМК «Циолковский»
Последние зимние дни Шарлотта жила в большом нервном напряжении. Затаив дыхание, ожидала услышать в радиофоне усталый голос руководителя полетов: «Отбой, Шарли…»
И не дождалась!
Наступил март, и Паша Почтарь, бессменный командир «Циолковского», на пару с Римасом, бессменным бортинженером, вылетели в Байконур – пилотировать рейсовый «Тайфун» с грузом для ТМК.
А остальной экипаж отправился в Мирза-Чарле, и стартовал днем позже. Взлетали на корабле «Буря» – супертяж вывел его на орбиту, и отвалил, пошел на посадку, а челнок – на стыковку со станцией «Мир-2».
И снова в иллюминаторы задувал черный ветер пространства… Сияла и круглилась такая громадная, такая маленькая Земля, а на ее бело-голубом фоне сверкал, словно ёлочная игрушка, тяжелый межпланетный корабль.
Но только вечером по БВ «товарищ Бельская-Блэквуд» попала на борт «Циолковского». Подлетая, она боялась не узнать корабль, и жадно высматривала изменения, однако ничего особенного не углядела – всё тот же набор цилиндров разного диаметра, состыкованных вдоль оси, как детская пирамидка.
Правда, «дооборудованный» ТМК отличали три «бочки» импульсаторов на решетчатых кронштейнах, торчавших в стороны, а на корме вместо дюзы раскрывался параболоид отражателя метров шести в поперечнике, но к этим «вехам прогресса» Шарлотта успела привыкнуть – насмотрелась в Центре подготовки.
– Пит, так здорово! – выдохнула она.
– У самого скулы свело, – фыркнул Пётр Бельский.
– А чего так? – не поняла Шарли.
– Улыбаюсь без отдыха!
– Да ну тебя!
Овальный бот со станции домчал за полчаса.
Касание… Стыковка… Механсоединение…
– На арене всё те же! – хихикнул, подлетая, Шурик Бирский.
– Ну, таки не совсем, – жизнерадостно поправил его седьмой член экипажа, Израэль Динавицер. Как он сам представился: «доктор исторических наук, ксенолог и просто счастливый человек!»
В переходный отсек еле втиснулся Андрей Строгов, ревниво бурча:
– Как вас только комиссия пропустила…
Шарли беспокойно глянула на ксенолога, но тот нисколько не обиделся.
– А по знакомству! – фыркнул Динавицер. – Мы с Пахой в одном классе учились! И с Инной Дворской, и с Гариными, с Риткой и Михой… Все летали в космос, кроме меня! А я что, рыжий?
– Рыжих евреев не бывает, – съехидничал Строгов.
Глаза Шарлотты опасно блеснули.
– Когда я прилетела в СССР, – сдержанно заговорила она, – то наивно полагала, что все русские – высокие голубоглазые блондины… Но я ошибалась.
Андрей побурел, а Пётр натужно рассмеялся, сглаживая углы:
– Зато тебе достался я, мелкий брюнет!
– Элеонора тебя скоро догонит! – мигом подхватила Бельская. – И перегонит!
Лязгнул внешний люк, западая в кессон, и оттуда выглянул Почтарь, радостно морща красное, обожженное солнцем лицо.
– Добро пожаловать, дорогая Шарли! С наступающим! – с чувством произнес он, и добавил обычным голосом: – Ну, и вы заходите, залетайте… Стоп! Изя?! И ты здесь?
– Да куда ж вы без меня! – захохотал Динавицер, неумело пикируя.
Однако о закраину люка треснулся не он, а командир корабля. Потирая рыжие жесткие волосы, Почтарь потискал одноклассника свободной рукой.
– Ну, вообще! – лучился он. – Конечно, с Риткой лететь было куда приятней, чем с тобой, дрищ курчавый!
– Сам такой, краснорожий брат мой! – задушевно ответил ксенолог.
– Ха-ха-ха! Проходим, пролетаем! И двери закройте, а то дует!
– По местам! – раздался из невидимого репродуктора высокий и звонкий голос бортинженера Станкявичюса. – Приготовиться!
* * *
Земля не занимала даже четверти неба, когда Почтарь переключил двигатель на торможение – планетолет развернулся отражателем к точке Лагранжа-1, и плазма снова начала стремительно истекать. Ее лиловое сияние виднелось в маленьком иллюминаторе каюты – и оно дрожало, словно часто-часто мерцая.
Это фотореактор выстреливал в фокус параболоида длинную, нескончаемую очередь мишеней – гранул с дейтериево-тритиевой смесью. Они облучались мощными импульсами лазеров, и взрывались, сливаясь в термоядерном буйстве. Но два слоя мезовещества отражали и мгновенный жар в миллионы градусов, и ослепительное, неистовое излучение, обращая энергию синтеза в могучую тягу.
– Пора, маленькая, – серьезно сказал Пётр.
– Боюсь… – вздохнула Шарлотта.
Мужчина ласково обнял супругу, огладил пышную гривку волос.
– Чего тебе бояться, маленькая? – заворковал он. – Мы всё отработали на тренажерах, до полного автоматизма…
– Вот именно, – жалобно заныла женщина, – на тренажерах! А тут – корабль. Настоящий!
– А мы постепенно… Сначала в точку Лагранжа, а уже потом махнем к Юпитеру… Да, котеночек?
– Да… – уныло вздохнула Бельская-Блэквуд. – А… А вдруг в той точке кто-нибудь уже есть? И мы выйдем прямо на них?
– Ну, что ты! У нас же договор с «Бетой». Да и кто там может быть? «Верные шелепинцы» только-только ядерный двигун осваивают, что им делать на полпути к Луне? Пошли, пошли…
– Пошли…
В рубку Шарли шагнула уверенно, клацая не отключенными магнитными подковками – во избежание. Как только Почтарь остановит фотореактор, всё утратит вес. Лучше уж вцепиться в пол заранее…
Командир ТМК, завидев женщину, угодливо покинул кресло.
– Прошу!
Вымученно улыбнувшись, Шарлотта заняла Пашкино место, и выдвинула консоль «своего» пульта.
– Пит! – требовательно позвала она.
– Здесь я, здесь… – успокаивающе ворча, Бельский устроился на привычное место астронавигатора – у мощного компьютера «Баргузин».
– Скорость? – отрывисто спросила Шарли.
– Триста двадцать! – поспешил доложить Почтарь. – Тангаж в норме, крен выбран…
– Ну, это мне не интересно… – скупо улыбнулась Бельская. – Включаю импульсаторы!
На пульте зазмеились, выгибаясь, три мнемографика.
– Норма! – обронил Бельский. – Импульсаторы выведены на полную мощность.
– Преобразователи пространства?
– В штатном режиме.
– Приготовиться к транспозитации! – отрывисто сказала Шарлотта. – Минутная готовность! Включаю бета-ретранслятор…
Римантас Станкявичюс, замерший у тумбы фазоциклёра, нервно сглотнул. Из люка, поставив ногу на комингс, выглядывал Динавицер.
– Транспозитация!
Корабль чуть сотрясся, а изображение на панорамнике мигнуло – рисунок созвездий ничуть не изменился, лишь чуть сместился в левый угол экрана.
– Мы в «Бете»! – громко объявил Пётр. Его пальцы запорхали по клавишам. – Финиш-программа введена.