– Люблю, Гидеон, – прошептала охрипшим голосом, едва отдышалась.
– Ты мое – все, Бель, – отозвался в мои губы. – Мое. Все.
Его горячие прикосновения губ были нежны, а пальцы ласкали чувственную кожу так, что кружилась голова.
Небо! Как же долго я ждала этого мужчину! Такого непростого, сильного и способного, несмотря на свой непростой дар, дать мне почувствовать себя в его руках такой хрупкой и защищенной.
И мы, снова не сговариваясь, потянулись друг к другу, целуясь. И столько всего сейчас было в этих прикосновениях. Не просто желание и страсть, а это уже осознанное нами «нашли и не отдам», «люблю и мое». Пронизывающее до костей, проникающее на самую глубину, когда друг без друга все разом теряет смысл.
– Навсегда вместе, Бель, – напомнил Гидеон, когда я осталась совсем без сил и почувствовала, что проваливаюсь в сон.
– Навсегда, – прошептала в ответ.
Гидеон Эрмер
Я проснулся от тепла, окутывающего все тело. Дыхание Бель на моей груди, мягкие спутанные пряди волос, рассыпавшиеся по ее плечу, ее руки, обнимающие меня…
Осторожно, чтобы не разбудить, провел пальцами по спине Бель. Кожа у нее, словно шелк, и удержаться, чтобы не почувствовать это вновь, невозможно. Вчера тоже не смог.
Много чего не смог.
Остановиться, когда раз за разом ласкал ее и доводил до исступления. Не сходить с ума, слыша, как она хрипло шепчет мое имя и отзывается так искренно, так открыто на любое мое прикосновение. Разжать объятия, когда Бель, утомленная занятием любовью, доверчиво уснула на моем плече.
Я снова скользнул пальцами вдоль ее позвоночника, в полутьме каюты вглядываясь в уже такие родные черты.
Моя женщина сейчас так прекрасна, что хочется разбудить ее нежным поцелуем. И в то же время не хочется разрушать это мгновение…
Мгновение, когда я могу просто… касаться ее. Касаться и не обжигаться. Не ставить щиты, пытаясь закрыться от чужой жизни. Не натягивать перчатки, с которыми практически не расстаюсь. Не опасаться почувствовать ложь, потому что с ней ее нет. С Бель мой дар впервые за столько лет рядом с кем-то, кроме моей семьи, молчит. Она даже не догадывается, что это для меня, привыкшего считывать любую ложь, значит. Моя Бель подарила мне невозможное. Быть самим собой. Настоящим. Быть таким с ней.
Светлое мое счастье. Такое долгожданное. Такое невероятное.
Бель улыбнулась во сне, и я чуть не сорвался, чтобы поцеловать ее. Но учитывая, какой сумасшедшей выдалась для нас обоих эта ночь, удержался. Пусть спит.
Еще несколько минут просто лежал, впитывая ее тепло, а потом поднялся и начал собираться. До Ариаты оставалось немного, а меня ждала работа.
Уже у выхода оглянулся на спящую Бель. Сейчас мной владело одно-единственное желание – вернуться к ней. Прикоснуться, увидеть, как она откроет глаза, сверкнет той улыбкой, что не дарит никому, что предназначена только для меня. Пропасть в ее вмиг потемневших глазах, найти губы, припухшие от моих ласк, и слышать, как она хрипло шепчет мое имя.
И эта невозможность уйти от нее. И эта одна-единственная мысль даже о недолгой разлуке, что сводит с ума. И это затапливающее желание напополам с нежностью… У всего того, что сейчас происходит со мной, есть только одно название – любовь. Любовь на всю жизнь. Та, что случилось с того первого поцелуя, когда ее губы дрогнули под моими, а пальцы впились в плечи – не чтобы оттолкнуть, а чтобы притянуть. Притянуть навсегда и уже никогда не отпустить.
Я глубоко вдохнул, переместился к ней. Бель по-прежнему спала, уткнувшись в подушку. Я наклонился, коснулся губами ее обнаженного плеча, позволив себе эту малость. Бель заворочалась, но не проснулась.
– Вернусь, – прошептал скорее для себя.
И после этого стремительно покинул каюту, пока не передумал.
Изабелла Рейес
Я и Гидеон остановились у дверей квартиры, где я жила с родителями и младшей пятнадцатилетней сестрой Камиллой, гостившей сейчас у бабушки с дедушкой. Когда мы оказались на Ариате и Гидеон захотел поговорить с моими родителями о наших отношениях, а заодно предложил мне сразу собрать вещи и переехать к нему, я восприняла это как само собой разумеющееся.
Но сейчас замерла в нерешительности, вдруг растерялась и разом позабыла все слова. Что я скажу? У меня, конечно, понимающие, любящие родители, привыкшие к самого рода разным проблемам, но… Как они воспримут новость, что их старшая дочь выходит замуж за мужчину, с которым знакома всего несколько дней, даже учитывая нюансы, связанные с парами одаренных, предсказать сложно.
Гидеон, почувствовав мою панику, ласково коснулся моей щеки, улыбнулся.
– Не бойся. Все будет хорошо, Бель, – его голос звучал твердо, как обещание.
Я глубоко вдохнула, приложила ладонь к сканирующей панели и открыла доступ для Гидеона.
Гостиная встретила нас тишиной. Мама сидела на диване, а голова отца покоилась у нее на коленях. Она нежно, с невероятно теплой улыбкой перебирала его волосы, а он, задумчивый, медленно целовал ее пальцы один за другим. Они были так поглощены друг другом, что даже не заметили, как наша домашняя лиана бесцеремонно стащила со стола бутерброд, обвивая его гибким стеблем.
– Мам, пап, я дома, – сказала я, невольно смущаясь.
Они подняли глаза, увидели Гидеона рядом со мной – и в следующий миг уже стояли, собранные и настороженные, будто готовые к бою. Впрочем, чему я удивляюсь? Родители у меня – военные в отставке, ариаты с активным боевым даром, и реагировать так на что-то непредсказуемое, у них давно уже вошло в привычку.
– Добрый день, нар Крис, нара Миранда. Я – Гидеон Эрмер, – представился он, напрочь игнорируя едва ли не прожигающий взгляд моего отца.
Выдержать такой – это надо быть очень смелым мужчиной, никак иначе. К счастью, мой Гидеон – именно такой.
Мама смотрела на нас с тревогой. Еще бы! Я впервые привела в дом мужчину. И не просто мужчину, а старшего сына ректора Ариатской Звездной академии, одаренного с даром чтеца. Готова поспорить, у родителей в голове бьется одна-единственная мысль: у меня что-то случилось. И да, они были правы. У меня случилась. Безумная сильная любовь. Вот только как об этом сказать?
– Добрый день, нар Гидеон, – наконец, произнес мой отец, и я тихонько выдохнула.
– Здравствуйте, – добавила мама.
Может, все не так плохо, как я себе напридумывала за эти несколько минут, что вернулась домой?
Папа еще раз окинул Гидеона оценивающим взглядом, затем перевел его на меня:
– Дочь, что случилось?
– Пап, мне потребовалась помощь, и Гидеон меня спас. Дважды, – выдала я.
– Тебя? Одаренную? Спас? – брови