Последний вдруг бросился на землю и снова обстрелял меня. Это могло сработать, потому что черная форма сливалась с грунтом и лесной подстилкой, а вспышки выстрелов надёжно гасил глушитель. Ну или ДТК, хрен его знает, что там у них стояло.
Только вот я в темноте видел прекрасно, даже несмотря на то, что кроны деревьев не давали пробиться сюда свету Луны. И вместо глубокой ночи для меня вокруг были всего лишь сумерки.
Выскочив из-за укрытия, я поймал его в прицел и высадил ещё одну длинную очередь. Один раз он всё-таки успел выстрелить, и попал.
Меня толкнуло назад, а вот я его срезал, наповал. Уткнулся лицом в землю и лежит.
Бросил взгляд на бронежилет: не пробит. Но больно, сука, больно. Ребро треснуло, может быть? Ну, это ничего страшного, заживёт.
А теперь вперёд, за последним.
Впереди снова мелькнул белый халат. Я рванулся за ним, и вокруг застучали пули. Я спрятался за деревом, выждал несколько секунд. Шагов слышно не было, враг остановился.
— Выходи, русский урод! — послышался голос с едва узнаваемым акцентом. — Выходи, иначе этот ваш ученый умрет!
Кстати говоря, не английским, а польским. Я их различать навострился, особенно, когда такие попадались нам в руки, и мы их допрашивали. Способы были разные: от того, чтобы просто начать отрезать пальцы, до того, чтобы подцепить к яйцам провода старого индукционного телефона. Такое, кстати, называли «звонком Макрону», но я понятия не имел, почему. Старый какой-то прикол, но так повелось.
Впрочем, в наш век современных технологий ТАПы для другого и не держали. Только для пыток использовали.
Я выглянул из-за дерева и увидел, что вражеский оператор стоит в десятке метров от меня и держит перед собой Профессора. Тот выглядит не очень хорошо, закатил глаза, белый халат испачкан бурыми пятнами. Но это не кровь, скорее всего, падал на землю и за кусты цеплялся. Старик, всё-таки. Как бы он реально не помер.
— Ну выйду я, и что? — спросил я. — Чтобы ты меня завалил и сбежал потом?
— Оружие бросай и выходи! — был ответ. — Иначе профессор умрет!
— Да хрен ли ты заладил? — спросил я. — Что ты вообще забыл на нашей земле, а, урод импортный? Какого хрена тебе тут нужно?
Он сейчас на взводе, всех товарищей потерял, остался один. Я в таком же положении был. Так что, если я выведу его из себя, то варианта два: либо реально завалит Профессора, либо отвлечется на меня.
Но дело в том, что у него тоже работа. И условия, подозреваю, были такими же жёсткими, как и у нас. Без данных по вакцине, а теперь ещё и ученого, у них выхода наружу нет. Так что не будет он в Профессора стрелять, если совсем не дурак. А что ещё придумать можно?
Как бы его оскорбить?
— Эй! Кореша твои сдохли уже, так что и тебе сдохнуть пришло время, понял? Лучше сам в башку себе выстрели, меньше мучиться будешь!
— Да пошел ты!
— Pieprzył twojego ojca na plecach twojego dziadka! — крикнул я ему, и чтобы совсем добить, добавил. — Dwa razy!
Поляки — народ религиозный и гомофобный. Даже несмотря на то, что творилось на бездуховном западе, они твердо держались своих традиций. И предков тоже чтили. Я бы вообще к ним относился бы с большим уважением, если бы не процветающая там русофобия.
А я немного польский знал, потому что их операторы частенько нам попадались. Вот и выучил на уровне разговорника для допроса пленных.
Он и так был на взводе, а на это среагировал очень ярко. Вскинул пистолет, дважды нажал на спуск. Пули с влажными шлепками вошли в ствол дерева.
— Gówno! Kurwa! Dupek! — кричал он.
Я высунулся, навёл красную точку коллиматора ему в лоб, спустил курок. Раздался хлопок, и оператор завалился на землю. Следом упал и Профессор. Так, что с ним, он жив вообще? Не хватало ещё чтобы от сердечного приступа коней двинул.
Я подбежал к нему, потряс за плечи. Он открыл глаза.
— Профессор, все нормально?
— Все в порядке, Свят, — он глубоко вздохнул и сказал. — Я только немного полежу. Устал что-то.
Ну что ж. Импортных я перебил. Теперь пацаны могут спать спокойно, отомщены. Даже если это не те уроды, то все равно отомщены.
И как-то спокойно на душе сразу стало. Хорошо.
Глава 24
Осень, которая началась удивительно рано, постепенно вступала в свои права. Хотя, может быть, для Урала это нормально. Я-то родился и всю жизнь, не считая дней на войне, прожил в Петербурге, в котором солнца очень мало и в середине июня может пойти снег. Листья стали желтеть, и только сосны стояли по-прежнему зелёными, поднимались в небо своими тонкими стволами.
Грузов нам больше не сбрасывали. Викторович по поводу импортных ответил, что я молодец и справился, но лучше было бы, если бы взял хоть одного живым. Не получилось, всех положил наглушняк. Больше сам он со мной на связь не выходил, только куратор периодически написывал, и спрашивал, как идёт разработка вакцины. Я просто отписывался, потому что понятия не имел, что и как. Мне не докладывали, а спрашивать я не хотел. Потому что все яснее понимал, что до конца разработки не доживу.
Я сидел в своем номере и смотрел в окно. У меня снова начиналась ломка. Теперь я не называл это никак иначе. Ну а кто я ещё, наркоман, который живёт от очередной дозы сыворотки к другой. Так оно и тянется.
Но на этот раз ее действия хватило надолго. Целых полтора месяца меня не преследовали никакие симптомы. Кожа не грубела, кошмары не снились, вспышек ярости больше не было. Я ходил в караулы, проверял их, и это было единственной моей службой. Все остальное время мог уделять себе. Естественно, продолжал тренировки, ну и за телом своим следил, чтобы не разжиреть, пусть на местной пайке у меня этого не вышло бы при всем желании. При санатории когда-то был спортзал, но там разместили склад, а старые, ещё советские, тренажёры использовали для того, чтобы укрепить ограду.
Жрал бета-блокаторы, как не в себя. То ли это помогало, то ли сыворотка действовала лучше. Но вот