— Да я по сравнению с тобой, старая ты калоша — жених!
Мы переглянулись с Артёмом и весело расхохотались.
— А молодуху-то уже приглядел, дед? — полюбопытствовал майор.
— Да не осталось у нас в обчестве свободных молодух, — приосанился старикан, наплевав на усталость. — В город за невестой ехать надо. Вот, как ваши проблемы разгребем, обязательно смотаюсь! Погуляете еще на моей свадьбе!
Артём перетащил ящик в избу. Прокопьич, кряхтя, опустился на колени возле печки и приподнял несколько половиц. Твою медь, а я уже и не помнил, где находится этот наш с Петровичем тайничок. Он нам так ни разу и не пригодился. Из открытой дыры пахнуло сухой землёй, пылью и деревом. Мы аккуратно разложили принесённое с собой оружие в тайник и замаскировали всё обратно.
— Вот и всё, — выдохнул старик, с удовлетворением глядя на восстановленный пол. — Хрен кто найдет! Только надо привести стволы в божеский вид — вывести, так сказать, с консервации.
— Сделаем, — устало кивнул я. — Сегодня просто сил на это не осталось.
Артём молча посмотрел на Прокопьича, затем на меня, потом опять на Прокопьича. В его глазах читалась смесь уважения, благодарности и какой-то почти сыновней почтительности. Надо будет его потом расспросить, что с его родными и стариками?
— Деды, — неожиданно произнёс он, — а ведь вы, блин… действительно, как настоящие партизаны. Если надо, возьмете те автоматы, и в лес — фашистов бить!
— Я-то фрицев не бил, — усмехнулся старик, поднимаясь, — совсем мелким был. А вот Данилыч чуть не всю войну в СМЕРШе… Но и после войны было, чем заняться, — он хлопнул Артёма по плечу, — дерьма в мире всегда хватает! А хочешь, молодой, мы с тобой на спор Калаш соберём-разберём на время?
— А давай! — поддался на провокацию старика майор, и в его усталых глазах вдруг вспыхнул азартный огонёк.
Артём азартно потер руки, скинул куртку и приготовился к состязанию. Прокопьич, казалось, помолодел на глазах. Его усталость куда-то испарилась, сменившись сосредоточенной деловой хваткой.
— Эх, молодость, молодость… — прищелкнул он языком, принимая из рук Артёма только что извлеченный из тайника автомат. — Не смотри, что я старый. Руки помнят. Данилыч меня учил: «Запоминай, щенок, как молитву. От скорости твоей жизнь зависит». Ну, давай, майор, посмотрим, чему тебя тоже учили.
Я отступил в сторону, предоставив им место на грубо сколоченном деревянном столе. Матроскин, свернувшись калачиком на полатях, приоткрыл один глаз, оценивая обстановку, и снова его прикрыл, демонстрируя полнейшее пренебрежение к глупым человеческим затеям.
— На счет «три»? — предложил Артём, уже взяв второй автомат.
— Давай.
Я взмахнул рукой:
— Три!
Раздался сухой, быстрый, почти музыкальный лязг металла. Пальцы Прокопьича, корявые и узловатые от возраста, двигались с удивительной точностью и скоростью, без единого лишнего движения. Это был не спортивный азарт, а отработанные до автоматизма движения. Щёлкали затворы, отскакивали магазины, отделялись крышки ствольной коробки.
Артём, я видел, старался изо всех сил, лицо его было серьезным и напряженным. Он явно не ожидал такого от восьмидесятилетнего старика. Прокопьич закончил на секунду раньше и с довольным видом оставил на столе разобранный автомат.
— Ну что, майор? Сдаёшься?
Артём щёлкнул последней деталью и выдохнул:
— Выиграл, Прокопьич, спору нет. Я, кажется, даже в академии так быстро Калаш не разбирал.
— Помнят ручки-то! — Прокопьич многозначительно пошевелил пальцами в воздухе. — После войны пришлось и мне повоевать, погонять лесных братьев… Ох, и насобачились мы тогда, когда первые Калаши начали на вооружение поступать[1]. В полной темноте и на ощупь могли… — Он вдруг замолк, и взгляд его стал отсутствующим, уйдя куда-то вглубь десятилетий.
В избе повисла короткая пауза, нарушаемая лишь громким урчанием кота.
— Ладно, — Прокопьич, смахнул с лица тень воспоминаний. — Теперь собирать будем. Данилыч, на «раз-два»!
На этот раз они закончили практически одновременно, и старик одобрительно хмыкнул.
— Ну, не подкачал, молодой! Видно, что не из штабных крыс.
Артём улыбнулся, и в его улыбке читалось неподдельное уважение к старику.
— Спасибо, Прокопьич! За всё…
— Да ладно тебе, — буркнул старик, но было видно, что похвала ему приятна. — Давайте ужинать, да ко сну. Эти стволы еще чистить да смазывать.
— Да и подумать не мешает… — Многозначительно произнёс майор. — Что нам делать дальше…
[1] Автомат Калашникова (АК-47) был разработан в 1947 году конструктором Михаилом Калашниковым и принят на вооружение Советской Армии 18 июня 1949 года, под наименованием «7,62-мм автомат Калашникова образца 1947 года» (АК-47). Сопротивление «лесных братьев» в Прибалтике продолжалось до 1956 года, когда были завершены последние операции по их подавлению
Глава 18
На следующее утро нас вновь разбудил Прокопьич. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь окошко, покрытое разводами грязи, золотили пылинки в воздухе. В избе пахло дымком и густо настоянным травяным чаем. Старик, уже бодрый и хлопотливый, расставил на столе миски с дымящейся пшённой кашей, разваренной и украшенной толстыми ломтями сала, и жестом велел быстро подкрепляться.
— Живо жрите, сони, живо! — подгонял он нас. — Солнце уже высоко! Весь клев просрём!
После завтрака Прокопьич, не слушая никаких возражений, загрузил нас всевозможными рыболовными снастями.
— А куда мы? — спросил Артём, натягивая куртку — с утра было свежо и сыро.
— На речку! Хватит с железяками возиться, пора душу отвести, да и рыбки наловить к ужину.
Дорога до реки шла через лес, ещё не до конца проснувшийся после прохладной ночи. Воздух был густой, свежий, пьянящий смесью хвои, прелой листвы и цветущих трав. Под ногами мягко проминался мох, а с ветвей вековых елей, покачивающихся от слабого ветерка, срывались на землю тяжелые капли росы.
Вскоре сквозь деревья заблестела вода, и мы вышли на высокий обрывистый берег. Река здесь была неширокой, но быстрой и, судя по омутам у противоположного берега, весьма глубокой. Вода, чистая и прозрачная — каждый камешек на дне было видно, сверкала и переливалась на солнце, словно рассыпь драгоценных алмазов. Стрекозы с бирюзовыми брюшками неподвижно зависали в воздухе, а с дальнего плёса доносился всплеск большой рыбы.
Прокопьич вывел нас на пологий песчаный бережок и, как заправский рыбак, расставил по местам. Сам насадил на крючки наживку и, отойдя чуть поодаль, неподвижно замер с удочкой наперевес, словно превратившись в часть окружающего нас пейзажа. Рыбалка требовала особого терпения и сноровки, которую старик, в отличие от нас, городских, имел в избытке.
Артём сначала нервно перезабрасывал снасть, но, постепенно, и его захватила умиротворяющая мощь настоящей природы. Тишину нарушали лишь шепот реки, пение птиц и редкое шуршание разматываемой катушки. И вот — первая поклёвка!
Леска Артёма резко натянулась, и через пару