Заморозка, враги замедляются, размазанные в пространстве силуэты превращаются в человеческие фигуры. Я по очереди срубил им головы, и тела тварей рассыпались кровавыми кусками промороженного мяса.
Не останавливаться.
Двигаться.
Убивать.
Танец, сложивший воедино и искусство, и науку управления энергиями. Я рисовал этот бой, как художник рисует полотно. И я создавал его, как инженер создает новую машину. Я превзошел сам себя? Наверное. Об этом не было времени думать.
Пение сирены внезапно изменилось.
Выстрел раздался слева, пуля расплескалась по Щиту. Я повернул голову, и наткнулся на пустой взгляд полицейского, целящегося в меня из пистолета. Повел рукой, и оружие в руке полицейского рассыпался за составные части.
Очередь автоматической пушки швырнула меня назад, щит пошёл цветными разводами. Осколки хлестнули по людям вокруг. «Смерч», стоявший в конце улицы, окутался дымом, с башни стартовала ракета, взвилась в небо, и спикировала вниз.
Сияние Разума швырнуло в мой разум ледяную, острую логику мыслей. Сработал Конструктор, Сердце Пламени дало энергию, Универсальный Эффектор отправило навстречу ракете десяток алых искр.
Металлическая болванка, начиненная электроникой, воткнулась в брусчатку, и разлетелась на части. Взрывчатка растеклась небольшой серо-зеленой лужей, вспыхнула неуверенным пламенем.
Следующие искры унеслись к броневику. Не убивать, не убивать, пусть просто спят! Пусть уснут, пусть не слушают этой песни! Пусть слушают другое! Пусть слушают то, что поет Мила! Отныне тут нет место смерти, тут любовь и красота!
Рой искр рвался с Универсального Эффектора. Искры мчались в разные стороны, охотились за людьми, на свою беду оказавшимися на этой улице. Они не несли с собой гибель, они усиливали частоты энергии Милы, теплого солнышка, греющего меня, и гасили частоты Иоланты.
За моей спиной вспыхнула перестрелка, раздались крики. Подоспевшие полицейские сбросили морок, и схватились с рабами сирен. Ауры умирающих плескали в мир посмертные частоты энергии.
Новая троица качков с клинками. Сияние Разума не может радоваться, не может смеяться. Это чистый разум, ничем не замутненная логика, где нет места чувствам.
Частоты энергии пожирают людей, биомехи идут в разлад, и на землю падают обезображенные трупы.
Тончайшее, смертельное покрывало песни сирены Иоланты, рассыпается гармониками. Искры охотятся за людьми, жалят, как комары. Укол, и человек опускается на землю там, где стоял, засыпает, и уже не слышит песни-призыва.
Сирена не сдается, продолжает петь, выводя замысловатую ноту. Волны энергии расходятся от неё в стороны. Убить, убить, убить! Разлетаются на мелкие осколки стекла домов, осыпая мостовую сверкающим дождем. Защита наемников идет волнами, искусник падает на колени, удерживая Щит из последних сил. В руке он держит стремительно пустеющее энергетическое ядро, сделанное в Царских Мастерских.
Иоланта сильна, очень сильна. Сердце Пламени в груди сирены питает и Щит вокруг неё, и песню.
Но её энергия слишком грубая. Индивидуальное искусство, которое разрушают штампованные иголки.
А я иду вперёд.
Человека, выросшего передо мной, убрать с пути не получилось. Телекинез не сработал, смертельные энергии рассеялись гармониками на щите, его меч метнулся к моей голове.
Скорлупа собрала все силы, живой клинок завяз в защите.
Человек отпустил рукоять, взмахнул рукой, и второй живой клинок устремился к моей правой руке.
Я отдернул руку, отшатнулся, избегая следующего удара.
Мой противник двигался быстро, очень быстро, а в его ауре сверкали гармоники Индика. Заморозка не сработала, Танцор Плоти перестроил моментально перестроил тело, а Щит избавился от чужой энергии.
Что можно противопоставить такой скорости?
Технику. Правильно подобранные движения ловят в ловушку стремительно мчащийся мне в голову клинок. Наши мечи соприкоснулись, частоты энергии стекли по моему клинку, коснулись оружия врага.
Сошедшая с ума живая сталь впилась в держащую руку.
Мой противник не испытывал боли, лицо похоже на посмертную маску. Отпрыгнул назад, левой рукой выдернул шипастый шар из предплечья, бросил в меня. Я встретил его коротким вихрем распада, и атаковал сам. Искорки-модули рванулись со всех сторон, опутывая человека сетью телекинеза.
Снова вихрь распада, направленный в Танцора Плоти, и оплывающий скелет рассыпается пылью.
Шаг, другой. До старшей сирены осталось десяток метров.
Та сделала шаг мне навстречу, оставляя позади свою свиту. Толстяк с Танцором Плоти двинулся в обход, дорогу ему преградили качки с живыми клинками. Толстяк остановился, поводя башкой.
Она старалась, пела, едва шевеля алыми губами. Скорлупа уже не мурлыкала, надсадно рычала, из последних сил рассеивая чужую энергетику. Сияние Разума опасно и зло щурилось, рассматривая высокую, стройную женщину.
Рыжая, надо же. Гладкое лицо, внимательные глаза. Вблизи обычная женщина, в чем-то даже пренебрегающая биомехами. Ей не нужна личная красота, она не станет крутиться перед зеркалом, выбирая наряды и разглаживая биомехами морщинки на лице.
Влияние и власть — вот то, что ей нужно. Вот то, чему она посвятила себя.
— Остановись. — Сказал я, и поразился тому, как устало звучит мой голос. — Мила не вернется. Твоя дочь… Выросла.
На лице сирены ничего не отразилось. Моя защита гнулась, клинок, ставший живым, рассыпался металлической пылью.
Она сильна, она очень сильна.
Победить её будет не просто.
Давление энергии начало расти лавинообразно. Конструктор заполошно генерировал частоты, которые Миро вбивал в Скорлупу. Края моей защиты распадались на гармоники, экран покоя неуклонно сжимался.
Она опытнее меня. Индивидуальное искусство победит штамповку. А ничего, кроме штамповки, я противопоставить не мог.
— Зачем она тебе, Мирослав? — Спросила Иоланта. — Подумай. Она не игрушка, не вещь. Она опасна для тех, кто тебя окружает. Она несдержанна, хитра, мстительна. Передай её мне, и я уйду, не тронув никого тут. Даю слово.
— Я отвечаю за неё, какой бы она ни была. — Сказал я.
И вдруг разъедающая мою защиту энергия пропала.
Рабы сирен внезапно развернулись, и набросились на толстяка. Танцор Плоти не помог, живые клинки проникли к биомеху и вывели его из строя. Обугленный керамический скелет рухнул на мостовую, и его раздробили ударами мечей.
Выпрямившийся было искусник замер на месте, удивленно разглядывая пронзивший его со спины меч. Наемники прожили не дольше, их изрубили вмиг.
Сирена развернулась, и двинулась обратно.
Выжившая свита поторопилась за ней, бросив трупы временных союзников валяться на мостовой.
Я огляделся.
Каменецкая улица стала руинами, среди которых валялись трупы. Рабы сирен и мирные граждане, вперемешку. Слышались крики, плач, кто-то монотонно ругался.
А я сел на лавочку, вытянул ноги, и уставился в небо.
Там, вдалеке, слышался гомон толпы, над которым лилась прекрасная музыка пения Милы. А тут внезапно наступила тишина.
Шум двигателей, надо мной пронеслась черная тень. Над крышами домов зависли винтокрылы, с которых горохом посыпались стрельцы Светлого Царства.
— Мирослав, ты живой? Ты как? — Пётр