— Одно слово, Красавчик, — я хмыкнул. — Режиссёр, похоже мы нашли тебе успокоительное.
Горностай довольно пискнул и тут же побежал дальше, его хвост возбуждённо подёргивался. Рысь же, в свою очередь, с ленцой взглянула на добычу и зевнула.
Через некоторое время Красавчик привёл меня к трухлявому дубу, практически полому внутри. В одном из дупел что-то серебрилось в тусклом свете.
— Это что такое? — пробормотал я, заглядывая внутрь.
Дупло было усыпано серебристым мхом, который переливался даже в полумраке. Мох рос плотными подушками, покрывая внутренние стенки дупла ровным ковром.
Активировал «Обнаружение» снова.
Светлый мох. Возраст — 7 лет. Уровень развития — F.
Информация «Звериного кодекса» доступна:
Универсальный реагент для корма питомцев соответствующего ранга. Незначительно повышает эмоциональную стабильность питомца, положительно влияет на процессы организма.
— А ты хорош! — снова похвалил я, аккуратно собирая мох в отдельный мешочек.
Каждая находка Красавчика пополняла мои запасы реагентов — двух новых и уже знакомых ресурсов, которые я находил раньше.
Что ж, во время охоты Афина проявила отличную дисциплину, а близнецы стали действовать ещё более слаженно. Каждая победа приближала нас к заветным уровням.
Зато распределение опыта заставило меня нахмуриться. Режиссёр получал в полтора раза больше опыта, чем Актриса. А если сравнить с Афиной, то разница была ещё заметнее.
Слишком существенно, чтобы списать это на случайность. Я мысленно прокрутил бой. Странно, но именно Режиссёр получил больше опыта, хотя все решающие удары наносили другие. Ни одного убийства змей на его счету не было.
Но система всё равно дала ему больше. Может, дело в сложности его способностей? Управление воздушными потоками требовало тонкого контроля и постоянной концентрации. Или система оценивала тактическую роль выше прямого урона?
Этот вопрос добавился к растущему списку загадок.
И ещё одна вещь не давала мне покоя. Возвращаясь к импровизированному лагерю, я снова и снова замечал странную закономерность, которая противоречила всему моему егерскому опыту.
Популяция обычных животных здесь была заметно выше, чем ожидалось. Следы белок на коре деревьев испещряли почти каждый ствол — глубокие царапины от когтей, обглоданные шишки под елями, россыпи скорлупы орехов. Дождь размыл многие отпечатки, но и то, что осталось, говорило о плотности популяции выше нормы.
На полянах почва превратилась в месиво из грязи и отпечатков — раздвоенные следы копыт оленей проступали даже сквозь лужи. Свежий помёт попадался тут и там, не успев размыться под дождём, что указывало на недавнее и спокойное присутствие крупных травоядных.
Птичьи гнёзда виднелись чуть ли не на каждом втором дереве, особенно на старых дубах. Под ними — размокшие россыпи яичной скорлупы и слипшихся от влаги перья. Верный признак того, что птенцы уже покинули родительский дом.
Но особенно странной картину делало присутствие следов крупных хищников. У размытого дождём ручья в илистой жиже я различил отпечатки медвежьих лап — свежие, не старше суток. На коре нескольких деревьев виднелись глубокие царапины волчьих когтей, а под одной сосной нашёл характерные «задиры» — медвежьи метки территории.
И всё же кроличьи норы зияли в каждом склоне, тропинки грызунов сплетались в густую сеть между кустарников. Обглоданные ветки и кора свидетельствовали об их безнаказанной активности. Даже размокшие от дождя берега ручья были испещрены отпечатками лап енотов, выдр, множества мелких зверьков, которые явно приходили на водопой.
Это выбивалось из всякой логики. Хищники были — их следы это доказывали. Но почему тогда травоядные вели себя так беспечно? В тайге подобное равновесие было немыслимо. Там каждый заяц знал: одна ошибка — и ты мёртв.
Что-то в этом лесу кардинально нарушало естественную пищевую цепь. Может быть, хищники были сыты и не охотились? Или существовал какой-то внешний фактор, подавляющий их агрессию?
Чем больше я изучал лес, тем больше становилось следов. Такое скопление неминуемо привело бы к жестокой конкуренции за ресурсы и территорию. Здесь же царило какое-то странное перемирие.
Впрочем, такой дисбаланс вряд ли продлится вечно. Природа не терпит нарушения равновесия. Лес — он везде одинаковый…
Так ведь?
Рано или поздно что-то должно сломаться. Но пока что лес в состоянии необычного изобилия.
В голове вертелась только одна идея, которая могла объяснить хоть что-то.
Раскол. Магические звери даже здесь не охотились на простых. Каким образом держалась такая хрупкая и непонятная экосистема?
К вечеру, когда дождь наконец начал стихать, мы добрались к нашему лагерю. Поднабрались опыта, два питомца выросли в уровнях, а рюкзак был набит полезными растениями и реагентами. Стая действовала как отлично отлаженный механизм.
Неплохо, но до моей заветной двадцатки нужно потрудиться.
— Ну всё, отдых, — сказал я питомцам, устраиваясь на ночлег под широкой кроной дуба. — Афина на дежурстве. Потом сменит Режиссёр.
Мысли о странных закономерностях этого мира не давали покоя. Слишком много загадок накапливалось, и чем больше я узнавал, тем больше вопросов возникало.
Следующий день я начал с серьёзного решения — ведь мы почти довели Режиссёра до двадцатого уровня. А для проведения ритуала требовалось сердце магического существа соответствующего ранга и уровня, или выше. А в безопасной зоне такие не водились.
Значит, пора идти туда, куда не особо-то и хотелось.
Гораздо глубже.
Первое, что бросилось в глаза в этой части леса — он был слишком упорядоченным. Если раньше я шёл через обычную чащу с хаотично растущими деревьями и густым подлеском, то здесь природа словно следовала каким-то неведомым правилам.
Деревья росли странными кругами, их тёмные стволы возвышались как древние колонны в заброшенном храме. Ветви переплетались в геометрически правильные узоры, образуя плотный свод над головой, сквозь который едва пробивался дневной свет.
Между стволами тянулись идеально прямые просеки, словно кто-то специально прорубал их для удобства передвижения.
Воздух здесь был неподвижным и тяжёлым, пропитанным запахом мокрой земли и уже привычным металлическим привкусом магии, который щекотал ноздри. Хорошо, что дождь закончился к утру.
Но самым тревожным было полное отсутствие мелкой живности. Ни писка насекомых, ни шороха грызунов в траве, ни стука дятлов. Только мёртвая тишина, которую изредка нарушали далёкие, гулкие звуки — что-то среднее между рычанием и скрежетом камня о камень. Эти звуки исходили сразу с нескольких направлений, создавая ложное ощущение, что мы окружены невидимыми наблюдателями.
Земля под ногами тоже изменилась. Вместо обычной лесной подстилки из опавшей листвы и веток здесь простилался плотный ковёр из серебристого мха, который под ногами издавал тихие мелодичные звуки, похожие на перезвон колокольчиков.
А в воздухе тут и там висели крошечные светящиеся споры, которые медленно кружились в невидимых потоках, создавая призрачное свечение в сумраке между стволами.
— Теперь будьте