– Я хотел забронировать нам столик в ресторане, но потом подумал, что ты, наверное, после фестиваля, съемок и этих сумасшедших двух недель катаний по странам будешь жутко измотанная. Поэтому я приготовил ньокки с песто в обед. Надеюсь, тебе понравится, – сказал Луи, выезжая на трассу.
– Спасибо, – повторила Йенни. Она теперь глядела в окно. На мглистом молочно-белом небе проявлялись свинцово-красные царапины облаков. – Это очень мило.
Луи повернул голову в сторону Йенни и прищурился. Несколько мгновений он скользил взглядом по ее профилю, неподвижно лежащим на коленях рукам. Затем сосредоточил все внимание на дороге.
«Неужели она уже знает? Но кто мог ей сказать? – думал Луи, вздрагивая от тошнотворного чувства тревоги. – Или не знает? Может, она и впрямь просто утомилась?»
Через сорок минут автомобиль остановился напротив входа в дом. Йенни устало смотрела на бежевый фасад, подняв голову, зацепилась взглядом за кофейного цвета раму окна в их квартиру. Она встряхнула головой и прошла вперед, следуя за Луи, который успел уже выгрузить чемоданы.
Ужин прошел в безмолвии. Йенни, как обычно, была погружена в свои мысли, которыми она никогда почти с Луи не делилась. Впрочем, он и не настаивал. Луи молча наблюдал за тем, как она протыкает ньокки вилкой, но, поднеся их ко рту, снова опускает вилку на тарелку. Йенни потягивала из стакана газировку, глядя на город, укутанный теплым пледом наступившего вечера. За полупрозрачной дымкой облаков поблескивали черепицы звезд.
Тихо поблагодарив Луи за ужин, Йенни ушла в спальню. Исколотые ньокки в холодном соусе остались сиротливо лежать на тарелке.
Пока Луи мыл посуду, Йенни стащила с себя плотные черные джинсы и серый свитер крупной вязки. Раскрыв шкаф, она принялась копошиться в вещах в поисках старой застиранной футболки черного цвета с выцветшей надписью «The Real Slim Shady».
Переодевшись, Йенни опустилась на заправленную бирюзовым бельем кровать и уставилась на себя в зеркало.
– На что ты похожа? – с презрением спросила она свое отражение. Черный цвет только подчеркивал едва заметные морщинки и усталость, сквозившую в чертах ее лица.
Вскоре в спальню пришел Луи. Он бесшумно сел позади Йенни, обвил руками ее талию. Его объятия были подобны зимнему солнцу – отдавали тепло, но не грели. Вдоль позвоночника Йенни поползли мурашки.
– Я так по тебе соскучился, – шептал Луи, покрывая поцелуями ее ключицы, шею, щеку и тонкую кожу за ухом.
Йенни отстраненно взирала на его светлую макушку. Она видела, как исказилось его лицо от нахлынувших эмоций, как выступили на предплечьях вены оттого, как крепко, как отчаянно он прижимал к себе ее безвольное тело.
Ладони Луи между тем переместились под футболку Йенни, они ласково касались ее живота. Затем Луи провел пальцами по тонким струнам выступающих ребер. Зажмурив глаза, он водил носом по шее Йенни, глубоко вдыхал аромат ее духов.
– Луи, я устала. Прекрати… Пожалуйста.
Он замер, вынув руки из-под футболки, и, уперевшись лбом в плечо Йенни, пробормотал:
– Да, конечно, извини. Тебе нужно поспать. Ты не против, если я буду спать сегодня здесь?
– Без разницы. Как тебе угодно.
Отодвинувшись от Йенни, он добавил с застенчивой улыбкой:
– Хорошо, что ты наконец дома.
Йенни попыталась улыбнуться, но губы ее, точно каменные, замерли. Она неспешно перебралась на свою сторону постели. Укрывшись одеялом, Йенни повернулась к Луи спиной, закрыла глаза.
– Спокойной ночи, Лилу, – прошептал он, вытянувшись рядом.
– Спокойной ночи.
Какое-то время они лежали молча. Монотонный стук секундной стрелки бессовестно врывался в их мысли.
– Лилу, а когда я смогу уже твой фильм увидеть?
Йенни закусила внутреннюю сторону щеки, вздохнула коротко, шумно.
– Не знаю. Если честно, я не хочу, чтобы ты его видел. – Она сделала паузу. – Пожалуйста, пообещай, что не станешь смотреть, даже когда он выйдет?
– Почему? Мне ж интересно. Я почти всю сознательную жизнь мечтал о том, что, когда мы вырастем, я в кино буду смотреть твои фильмы.
– Я… не хочу тебя расстраивать. Он слишком личный. Не хочу, чтобы ты это видел.
– И тем не менее ты не против того, что весь мир этот фильм посмотрит, – нахмурился Луи. Едва различимая обида проскользнула в его тоне.
– Они не знают меня так, как ты, – вымолвила Йенни, разворачиваясь к нему. – Для них это куча образов, на которые люди проецируют что-то свое. Для них это чья-то чужая тоска и боль, которую они превращают в свою, если хотят. Ты будешь смотреть этот фильм иначе. Ты будешь смотреть на меня. Я не хочу этого.
Луи провел пальцем по нижней губе Йенни, обеспокоено разглядывая блики ее опечаленных глаз.
– Знаешь, мне иногда страшно понимать, как много ты в эти фильмы вкладываешь себя. Как много ты видишь, как остро чувствуешь. Страшно, когда ты не выходишь из комнаты дни напролет, не разговариваешь, не отвлекаешься от написания сценария. Я даже забываю порой о том, что живу не один. А потом еще и съемки. Мне иногда кажется, что ты отснимешь фильмов пять, и они высосут из тебя все до капли. Я так боюсь… тебя потерять.
Йенни поджала губы.
– Глупо на твоем месте, наверное, было ко мне привязываться в таком случае.
– О да, если бы я знал это лет двадцать назад, не подошел бы к тебе на детской площадке, – отшутился Луи, улыбнувшись. Его мальчишеская искренняя улыбка с годами ни капли не изменилась. На серьезном повзрослевшем лице она выглядела неуместно ровно настолько, чтобы ею можно было восхищаться.
– Мы были бы совсем другими людьми тогда, согласись?
Йенни отняла его ладонь от своего лица и перевернулась на левый бок.
– Спокойной ночи… – сказал Луи. Спустя пару секунд он добавил: – Я люблю тебя.
– Я знаю, – обронила Йенни. – Спасибо тебе за это.
Взгляд Луи замер на ее угловатых плечах, тронутых серебристо-синим светом с улицы. Бессчетное количество ночей он лежал без сна, глядя на эти хрупкие меланхоличные плечи. Он любовался ею как прекрасной, но до изнеможения холодной скульптурой. Скульптурой, что вот уже третий год благодарила его за саму собой разумеющуюся любовь.
Луи давно не задевало то, что он никогда не слышал и вряд ли когда-нибудь услышит от нее «я тоже люблю тебя», сказанное вне контекста их дружбы. Наивные мечты о таких же отношениях, какие были у его родителей, остались позади годы назад. Луи почти уже не помнил, каково это было – мечтать о подобном. В