– Послушай, я хотела кое-что спросить у тебя…
– Валяй.
– Я тут подумала… А почему Ребекка не пришла встретить тебя? Это так странно. Она очень ждала твоего возвращения.
Луи нахмурился, прикусив губу, и взлохматил волосы на затылке.
– Знаешь, это именно то, о чем я хотел поговорить с тобой. – Он уселся по-турецки и повернулся влево, так что теперь мог смотреть Йенни прямо в глаза. – Мне жизненно необходим твой совет.
– Эм-м, ну на роль всезнающего мудреца я не претендую, но помочь попытаюсь. – Йенни улыбнулась, осторожно взяла ладонь Луи в свои руки.
– Мы с Ребеккой в ссоре сейчас. И я чувствую себя последним ублюдком за то, что… за то, что ничего к ней не чувствую. Совсем.
– Погоди, да когда вы успели поссориться?
– Она приезжала в Авиньон на несколько дней. Хотела устроить мне сюрприз, – проговорил Луи. – Знаешь, если честно, весь тот восторженный запал влюбленности прошел, наверное, месяца через полтора после того, как мы с Ребеккой начали встречаться. Но я понял, что все очень плохо, после ее приезда в Авиньон. В тот день тетя Марлен, когда я спускался на завтрак, сказала, что приехал кое-кто особенный и ждет меня внизу. Я не знаю почему, но я решил, что это была ты. – Друзья одновременно хмыкнули. – Думал, что у тебя все же получилось приехать. Я помчался со всех ног на кухню, но, войдя, обнаружил там Ребекку. Я почувствовал такое разочарование… мне хотелось оттолкнуть ее от себя, когда она вскочила из-за стола и стала лезть с поцелуями и объятиями. И вообще хотелось ее отправить обратно. Хотя головой я понимаю, что Ребекка просто хотела как лучше. Несколько дней я старался не замечать того, как тяжело мне находиться рядом с ней. Еще до отъезда я начал чувствовать, будто… знаешь, меня жутко тяготила ее любовь, я как будто не мог вздохнуть. Но все равно улыбался, смеялся, делал вид, что рад ее приезду. И мне правда стыдно. Я не знаю, что мне делать. Она ведь заслуживает, чтобы ее любили по-настоящему, чтобы ее реально ждали и берегли… А не терпели.
– В последний день мы поссорились из-за какой-то чепухи. Я даже не помню, из-за чего именно. Но я был рад, что больше не нужно притворяться. Как будто стало легче дышать, понимаешь? Хотя в то же самое время мне и было стыдно. Я не хочу больше врать ей, не хочу мучить ее, но и разбивать сердце тоже не хочу. И поэтому я чувствую себя конченым ублюдком… Что бы я ни сделал, итог будет хреновый. – Луи понурил голову.
– Луи, – прошептала Йенни и обхватила его лицо ладонями. – Ты не должен чувствовать себя виноватым, хотя я понимаю, что в этой ситуации это сложно. Но ты ведь живой человек! Это нормально, что чувства проходят. Никто из нас не привязан навеки к другому человеку лишь потому, что мы когда-то были влюблены друг в друга. Ты, конечно, не обязан меня слушать… Но мне кажется, что вам, наверное, лучше поговорить и расстаться хорошими друзьями. Потому что если ты продолжишь вот так вот терзать ее беспричинными ссорами и своим равнодушием или вечной ложью, это ни к чему хорошему не приведет, только доставит вам боль. Ребекка, наверное, думает, что дело в ней, что это она делает что-то не так. Она, вероятно, думает, что недостаточно хороша, чтобы сохранить ваши отношения. Худшее, что ты можешь сделать – это заставить ее сомневаться в себе.
– Да, ты права… Наверное. Но я не знаю, как я с ней расстанусь. Представь, если бы Аксель однажды пришел к тебе с таким разговором? Что бы ты чувствовала? Как бы ты ответила?
Йенни ненадолго замолкла, обдумывая ответ.
– Никак. Мне было бы больно. Очень больно. После этого тебе пришлось бы кормить меня мороженым и пересматривать со мной старые итальянские комедии по меньшей мере месяца два. – Йенни улыбнулась, но Луи смотрел лишь на ее глаза – потускневшие, тоскливые. Даже просто мысль о равнодушии Акселя была чудовищна для нее. – Но я уважаю его чувства и его право на то, чтобы эти чувства иметь. Лишь то, что я его люблю, не делает его моей собственностью, понимаешь? Он вполне себе может меня разлюбить. К тому же, если бы мы остались друзьями, я бы все равно смогла бы быть рядом, смогла бы поддерживать его, помогать. И он бы делал все то же для меня. Между нами, думаю, осталась бы крепкая дружба. Поэтому… для меня в миллион раз важнее, чтобы он был счастливым, а не «моим», – сказала она, рисуя пальцами кавычки в воздухе.
Луи медленно качал головой из стороны в сторону, глядел пристально на подругу.
– Ты не рассуждаешь как восемнадцатилетка, которая переживает свою первую влюбленность. А как же мечты и надежды, что ваш случай – исключение из правил? И что у вас будет «долго и счастливо». Ну… мне, по крайней мере, в это хотелось верить, когда у нас все началось с Беккой.
– А я… надеюсь, где-то в глубине души, наверное, я надеюсь. Но мне слишком страшно это признавать, – ответила она, рассматривая незамысловатый рисунок на синем покрывале. – Но «долго и счастливо» ведь никогда почти не бывает. Нужно наслаждаться тем, что у нас есть сейчас.
– Как же мне повезло, что у меня есть такая мудрая лучшая подруга. Что думаете, мастер Йода?
Йенни рассмеялась.
– И все же, знаешь, ты любишь по-другому, – прошептал Луи. – У тебя такая светлая любовь. Нежная и согревающая. Совсем не разрушительная, как обычно бывает. Такая любовь не может принять уродливую извращенную форму, не может навредить. Я бы сказал, она почти материнская, но вот далеко не каждая мать умеет так любить. Это дар, Йенни. Очень редкий… бесценный. Надеюсь, Аксель понимает, что его больше никто и никогда так не полюбит.
Комнату объяла стеклянная тишина, которую нарушало только сопение Марты. Йенни ничего не ответила. Она смотрела на дрожащее пламя свечей отсутствующим взглядом и не понимала, почему ее сердце так невыносимо болит. Лишь спустя несколько мгновений Йенни сказала:
– Я… не представляю, как можно любить его иначе.
В заднем кармане джинсов завибрировал телефон, и Йенни быстро отстранилась от друга, чтобы прочесть сообщение.
– Опять Аксель? – спросил Луи.
– Да, сегодня брат Роми, нашей с Акселем подруги, выступает в клубе в Мальмё, и она пригласила всех друзей туда. Потом они пойдут еще в парочку других клубов, скорее