Конкуренция
Установить литературные контакты с писателями деколонизированных стран Советскому Союзу было тем более необходимо, что появились разнообразные формы интернационализма, начинавшие вовлекать этих писателей: маоизм и геваризм, негритюд и панарабизм, сотрудничество франкофонных стран, литература Британского содружества, сфера влияния американской литературы. В годы холодной войны конкуренция между ними открыла перед писателями Африки, Азии и Латинской Америки возможности, о каких раньше они не могли и мечтать. Деятельность США, главного противника СССР в холодной войне, наиболее масштабная и лучше всего финансируемая (в особенности Конгресс за свободу культуры под эгидой ЦРУ, основанный в 1950 году), прежде всего в плане противостояния тому, что в Лэнгли воспринимали как глобальную культурную гегемонию СССР, привлекала особое внимание советских культурных ведомств [158]. Советские посольства, делегации советских писателей за границей, просоветские гости и Иностранная комиссия Союза писателей в бесчисленных докладах, продиктованных не то искренним беспокойством, не то, как часто бывает, стремлением обосновать свою потребность в дополнительных ресурсах, говорили о попытках Запада «манипулировать» африканскими и азиатскими писателями, в частности о продолжительных визитах крупнейшего нигерийского писателя Сиприана Эквензи в США и Канаду [159],
где напечатаны почти все его произведения; то же можно сказать о нигерийских писателях [Онуоре] Нзекву, [Чинуа] Ачебе и [Дж. П.] Кларке. На протяжении нескольких лет англичане и американцы «обхаживают» ведущего цейлонского писателя Мартина Викрамасингхе, предлагая ему деньги на организацию журнала и книжного издательства. Во многих случаях советские издательства и журналы не выплачивают зарубежным авторам гонорары, что вызывает серьезные обиды, наносящие нам политический ущерб (характерно, например, что не были выплачены гонорары упомянутым выше нигерийским писателям Эквенси, Нзекву и Ачебе) [160].
В ходе этой конкуренции, с середины 1950‑х по середину 1960‑х годов, Конгресс за свободу культуры выстроил настоящую империю литературных журналов, многие из которых выходили в Африке, Азии и Латинской Америке: Quest (Индия), Hiwar (Ливан), Black Orpheus (Нигерия), Transition (Уганда), Horison (Индонезия), Cuardenoros (Латинская Америка). Хотя цели Конгресса за свободу всюду оставались неизменными – объединить интеллектуалов всего мира против коммунизма призывами к «свободе» и «демократии», – на практике финансирование предоставлялось на минимальных условиях, потому что основатели Конгресса опасались, как бы его не сочли чрезмерно идеологизированным, тем более что многие незападные писатели и литературные организации, яростно отстаивавшие свою независимость, попросту не согласились бы участвовать, если бы материальная помощь сопровождалась более серьезными требованиями [161]. Поэтому модернизм, нейтральность и отделение политики от литературы оказались более реалистичными критериями, чем явно прозападная, «антитоталитарная» позиция.
Наряду с журналами Конгресс за свободу культуры организовал ряд съездов как более общего характера, в частности Второй конгресс за свободу культуры в Бомбее (1951), так и узколитературных, например Конференцию писателей Африки в Университете Макерере в июне 1962 года – пожалуй, главный съезд англоязычных авторов. Через Конгресс за свободу культуры или другие организации правительство США также активно финансировало перевод, издание и распространение книг в Африке, Азии и Латинской Америке. Результатом всей этой деятельности стала не только массовая прозападная и антисоветская пропаганда среди читателей трех регионов, но и массовое финансирование местных литературных организаций [162].
Позиция Советского Союза в отношении других тенденций третьего мира была куда более сложной и неоднозначной. В этой главе речь пойдет в первую очередь о маоизме, который на протяжении десяти с лишним лет оставался главным соперником советского литературного интернационализма, раскалывая сотрудничающие с СССР организации или образуя свои альтернативы. Движения третьего мира, делавшие акцент на борьбе за расовую справедливость, создавали советским культурным ведомствам после Второй мировой войны намного больше неудобств, чем их предшественникам в межвоенные годы, когда Советский Союз был чуть ли не единственным государством с выраженной антирасистской и антиколониальной риторикой и политикой. Определить свою позицию по отношению к негритюду советским литературным функционерам впервые пришлось, когда встал вопрос, приглашать ли Алиуна Диопа, редактора Présence africaine и главного организатора Конгресса чернокожих писателей и художников 1956 года, на грядущий Ташкентский конгресс 1958 года. С одной стороны, рассуждали они, его присутствие придаст событию легитимность в глазах ряда африканских писателей, с другой – привлечется внимание к узкой повестке, чего устроителям конгресса хотелось бы избежать. Поскольку это приглашение рассматривалось как вопрос политический, а значит, находящийся вне компетенции Союза писателей, его переадресовали Международному отделу и Отделу культуры ЦК КПСС, где решили Диопа не приглашать [163]. Вместе с тем другого лидера негритюда, Леопольда Сенгора, печатали и переводили на русский язык (чему способствовало то, что он был главой государства, а значит, человеком серьезным).
Смесь живого интереса и беспокойства, какую вызывали у советских чиновников подобные движения третьего мира, объяснить нетрудно. С одной стороны, движения эти выглядели прогрессивными, пусть и не всегда социалистическими, и тоже противостояли гегемонии Запада. С другой – даже (или в особенности) самые близкие к марксизму движения отказывались признавать ведущую роль Советского государства и партии, а их радикализм и революционный настрой шли вразрез с более консервативными установками СССР и его приверженностью идее мирного сосуществования. В этом смысле наибольший вызов в 1960–1970‑е годы Советскому Союзу бросал маоизм. Как мы увидим далее в этой главе, он внес в ряды писателей серьезный разлад. Вопросы расы – точнее, борьбы за расовую справедливость, важной для таких движений, как панафриканизм, – тоже вызывали у советских культурных ведомств тревогу. Хотя в период холодной войны советская пропаганда яростно нападала на узаконенный расизм в США, содействуя таким образом движению за гражданские права чернокожих, она редко обращалась к категории расы в советском контексте, равно как и в диалоге с представителями Африки, Азии или Латинской Америки, что воздвигало ощутимый барьер во взаимодействии СССР с третьим миром [164]. Несмотря на «разделение труда» в советской культуре, в результате которого среди посредников в отношениях Советского Союза со странами Азии и Африки оказалось непропорционально большое число выходцев из Средней Азии и с Кавказа, замечание одного западноафриканского критика, что «в белых странах не знают книг Азии и Африки, плохо их издают, без перспективы», советские чиновники принимали на свой счет [165]. Эти тенденции еще более отчетливо проявились в дискуссии литературоведов, которая состоялась в Союзе писателей СССР в преддверии юбилейной