Она присела рядом со мной на край кушетки.
— Только вот, в коме ты лежал. Но, сегодня, вижу в себя пришел? Тело слушается? Попробуй улыбнись.
Я попробовал, но ничего у меня не получилось. Даже мимические мышцы меня не слушались, хотя, казалось бы, чего там, минимальное усилие.
— Нет, лицо, как обычно, каменное, — сказала она. — И говорить ты тоже не можешь. Пить охота, наверное? Моргни, если да.
Вот оно. Придумала способ коммуникации. Нормально — один раз, если да, два раза, если нет. Хоть немного поговорим.
Я моргнул.
— Сейчас, — сказала она, поднялась и скоро вернулась с салфеткой. Поднесла ее к моим губам, протёрла. Немного влаги пролилось мне в рот, но это было, словно капля воды в пустыне.
Пустыня. Последний месяц я и находился в пустыне. В столице это было не так заметно, но, если выехать, кое-где встречались деревья, но они были совсем черными, обгоревшими.
— Тебе, наверное, интересно, сколько ты тут уже лежишь?
Я снова моргнул.
— Давай так, — сказала она. — Один раз, если да, два раза если нет. Ну, раз тебе интересно, то скажу. Чуть больше полутора месяцев. Официально — тебя убили «Волки», даже похороны устроили, якобы кремировали, только не сказали, где прах, чтобы поклонники твои туда паломничества не устраивали. Ты знаешь, у тебя много достаточно поклонников, даже несколько сайтов создали. Люди гадают, думают, что ты на самом деле жив. Это интересно даже, они ведь правы.
Да, действительно. И если то, что я в аду — правда, это одна из вещей, которые не дают мне забыть о своем прошлом. То, о чем они помнят, я не забываю.
Одна проблема. Они ведь знают меня исключительно как наемника и террориста. Никто не помнит обычного парня, Женю Петрова. Коллеги, старые друзья, они все давно забыли, работал у них в офисе паренёк, а потом исчез, его уволили за то, что не появлялся на работе больше двух недель. Вот и все.
— Так вот, официально тебя убили. Но как только узнали о том, что с тобой случилось, то «Биотика» сразу летуна послала за тобой. Понятия не имею, какие там договоренности было, но нам передали тело. Мы тебя реанимировали, потом провели операцию. Лёгкие заменили на синтетические, от твоих живого места не осталось, одно кровавое месиво. Уж понятия не имею, какие пули «Волки» используют, но они тебе там все порвали.
Понятно. Я продолжил слушать. Знать о своем положении всегда нужно. Особенно, когда оказался в такой ситуации, как я.
— Прооперировали тебя, теперь положили в палату на реабилитацию. Я вообще сообщить должна, о том, что ты в сознании, но не буду. Пару дней подождем, пока восстановишься. А потом уже будут решать, что с тобой делать.
Хорошо. Мне это не очень-то интересно, понятное дело, что меня отсюда уже не выпустят. Запрут в клетке как пленника, сделают подопытным для экспериментов. Они ведь суперсолдат создают, которые могли бы выполнять самые сложные задачи, которые только возможно. Чтобы потом продавать этих клонов другим корпорациям, правительству и частным военным компаниям. А я всего лишь самый удачный из всех результатов.
— Мне не говорят, что с тобой делать будут, просто курировать приставили. Я не научный сотрудник, один из рядовых докторов, — она усмехнулась, но ее улыбка была очень доброй. — Хотя, если честно, в науку я никогда не лезла. Скучно это достаточно, лучше уж с пациентами работать.
У меня возникло ощущение, что она находится тут на своем месте. Учёным, особенно таким, чуждо сострадание, они просто выполняют свою работу и относятся к подопытным… Как к объекту эксперимента. А вот она… Тут совсем другое. Я понимаю, что ей это далеко не чуждо.
— Но, думаю, что в живых тебя оставят в любом случае. Ещё видела, как у тебя генетический материал брали. Много. Значит, будут что-то и с ним делать.
Ага. Очередных моих клонов вырастят. Кстати, странно, что они его с Князя не взяли, я ведь его убил. Хотя, может быть, труп не сразу нашли, протухнуть уже все успело.
А мы теперь с ним вместе работаем. Ещё более странно, и он меня даже не ненавидит. Доволен обретенным бессмертием, хоть и в аду.
Хотя… Если так посмотреть, то наша жизнь и ад не так уж сильно и отличаются. И Бога нет ни тут, ни там.
— Ладно, Жень, — сказала она. — Я пойду, у меня ещё другие пациенты есть. Постараюсь зайти попозже. А ты поспи. Всё-таки здоровый сон — это не то же самое, что кома. Может быть, тебе снотворного ввести?
Я только моргнул два раза. Мне этого не нужно.
Она называла меня по имени, Женей, а не собачьей кличкой, как все остальные. Мне почему-то вдруг стало очень приятно. Она не воспринимала меня как наемника-отморозка, террориста номер один в России, и прочее, прочее, прочее. Она воспринимала меня просто как человека.
Я почувствовал… Сочувствие.
Никто никогда не проявлял ко мне сочувствия. Меня всю жизнь гнали вперёд, заставляли добиваться все больше и больше. Клевали мозги, называя это мотивацией, требуя от меня все, что только можно достать.
А она… Она не могла ничего требовать, она просто мне сочувствовала.
У меня из глаз сами собой потекли слезы, они медленно стекали по щекам, и я даже не мог сделать ничего, чтобы утереть их. Я не плакал с раннего детства, просто не мог. Когда расстался с матерью, понимая, что это навсегда. Когда меня кинула Ната. Когда Ив заживо сгорела из-за меня. Когда убили Крисси. Когда погибли Ника и Чех.
Я рвался вперёд все дальше и дальше, я не мог остановиться. А тут взял и заплакал.
— Ну чего ты, — проговорила она, наклонилась и вытерла ладонью мои слезы. — Главное ведь, что ты жив, верно? И с тобой все будет хорошо. Ну… По крайней мере никто не собирается тебя убивать, более того, у корпорации на тебя большие планы.
Да имел я эту корпорацию. Меня вообще не волновали их планы. Если бы я мог двигаться, я бы вырвался отсюда, убил бы всех, кого встретил бы на пути. Потому что они забрали у меня самое ценное, что у меня есть — свободу.
Всех кроме Ангелины. Но, думаю, она поняла бы меня и ушла бы со