И, признаться, от сердца у меня отлегло. Ведь это означало, что если и был у него план или желание сделать что-то или просто уговорить меня не возвращаться в приют, то теперь всё отменяется и будет, по-моему.
– Ну, где вы там? – заглянул к нам Славка. – Долго мне мелкого отвлекать? Ой… – заметил он несчастную.
– Идём, – потянул меня за руку Рейн, а заодно и вытолкал из помещения моего племяшку. – Ты молчи пока об этом, потом ещё заедем за ней.
Слава кивнул.
А дальше мы ели и пили вкусный чай с молоком в одной из придорожных лавок. Рассматривали цветастые товары на рынке. Гуляли между ледяных фонтанов. Наблюдали за людьми, разглядывали необычные дома с узорами из камней, сады, что радовали красками даже при отсутствии листвы, ведь кора деревьев была разноцветной.
А когда вышли на одну из площадей, то растерялись, не ожидая такой толпы… И тем более того, что толпа эта расступится, пропуская нас к возвышению вроде сцены.
На которую Рейн ввёл меня, ничего не объясняя, бережно поддерживая за руку. И в воцарившейся тишине произнёс, обращаясь к жителям города:
– Я приказал собрать вас здесь к этому часу, потому что желал представить вам Марьяну – мою избранницу, мою будущую жену. И пригласить на свадьбу всех, если даст она мне сейчас, при свидетелях, как требуют того наши законы, согласия.
На ресницах моих задрожали слёзы.
Приятно и волнительно…
– Конечно, да.
Я вновь не слышала собственного голоса, но на этот раз из-за гула толпы. И начинающегося празднества в нашу с Рейном честь.
***
Дом дракона выглядел, как произведение искусства. Ничего вычурного, светлый и приятный, огромнейший, но каким-то образом с практически полностью отсутствующим эхо. Где оно и было, эхо повторяло звуки так, словно пыталось их пропеть или превратить в музыку. Уж не знаю, как добились этого те, кто выстраивал замок, но получилось у них чарующе!
Расписанные стены: порой и не поймёшь сразу, настоящие ли цветы и лианы плетутся по ним, или то рисунок. Настоящие ли ажурные тени или кто-то исписал стены, потолки и пол? Окна блестели чистотой, витражи раскрашивали сам воздух. Всюду царила чистота, уют и величие, которое так чУдно вписывалось в царящую здесь атмосферу и так подходило моему любимому дракону. Да и мне…
Осознание, что скоро этот замок станет и моим домом, будоражило и никак не укладывалось в голове. Просто не верилось и всё тут! Сколько бы я, а точнее, Рейн, не уговаривал мой разум.
– Выберешь любую комнату, любое крыло замка, сможешь делать в нём, что и как захочешь. Говори обо всём, в чём нуждаешься и чего ты хотела бы здесь видеть. Мне важно, чтобы тебе было комфортно.
Но долго по коридорам и помещениям нас он не водил, боясь, что и без того я потратила много сил. И вот, я уже лежала на его кровати, устланной чёрным шёлком, а Рейн, сидя у меня в ногах, приятно зудящих от усталости, гладил их, задумчиво и расслабленно блуждая по мне взглядом.
Близился час, когда мы должны возвращаться обратно. Я бы уже и не прочь была задержаться, но очень хотелось попасть в приют к детям. Они наверняка ждали нас с нетерпением! И не зря – мы привезём им подарки.
Резные двери тихонько отворились, и в проёме показалась светлая голова Милаха. Глаза у него были на мокром месте с тех пор, как я рассказала ему о матери.
– Повелитель, – прошептал он, не разобравшись сразу, что я не сплю. – А мы ведь сразу поедем к маме, когда Марья проснётся?
У меня ёкнуло сердце. Какое же он солнышко… К маме хочет, а заботиться обо мне и ждёт!
– Зайка, – приподнялась я на локте и протянула к нему руку, – сейчас поедем. Иди пока ко мне…
И он с удовольствием юркнул мне под бок. Так, обнимая его, всё-таки неожиданно и крепко заснули мы оба. И проснулись только тогда, когда Рейн осторожно внёс нас по очереди в просторный, удобный экипаж.
Глава 11
Дом встретил нас шумом и гамом. Радостным, к счастью. Вперемешку с шиканьем Аси на малышню, что так и норовила броситься нам всем под ноги и растаскать раньше времени подарки из тяжёлых холстяных мешков, что нёс мой дракон.
Дети по очереди притихали (и то на короткое время) только когда взгляд их падал на Милаха с исхудавшей женщиной, что шли позади нас.
Малыш поддерживал её, жался к ней, то и дело заглядывал в осунувшееся лицо своими большими синими глазами, круглыми от жалости и беспокойства.
Ива и Софи, тут же оценив ситуацию, не дожидаясь моего распоряжения, направились в «больничное крыло» Дома, чтобы приготовить для матери Милаха комнату. Поэтому нам удалось сразу же заселить женщину в просторное и светлое помещение с двумя окнами, одно из которого выходило на задний двор, а другое на лес вдалеке. И утром, и вечером туда должно было светить солнце, поэтому Милах повесил на окна «ловцы света», сделанные им из осколочков стекла и бусин, подвешенных на тонкие цепочки.
– Мама всегда любила солнечных зайчиков, – пояснил он полушёпотом, покосившись на задремавшую в кресле женщину и слез с подоконника, чтобы поправить на её плечах клетчатый плед. – Пусть порадуется… Ей же будет приятно, да? – взглянул он на меня. – Она ведь хоть что-нибудь понимает, правда?
На протяжении всего этого времени его мать даже не обняла Милаха. Но ответила я с искренней уверенностью в голосе, что заметно успокоило малыша:
– Конечно… Когда она услышала, что мы говорим о тебе, то оживилась и пыталась повторить твоё имя. Она всё так же любит тебя. Просто теперь она… мм.
– Другая? – помог Милах подобрать мне слово.
Я кивнула.
– Скорее ведёт себя по-другому, малыш. Она болеет…
– Но поправится, правда?
– Физически, – неожиданно раздался с порога голос знакомой мне знахарки, – вполне. Но души лечить мы пока ещё не умеем. Они исцеляются сами, только чаще всего очень-очень медленно…
Я смотрела на неё, прижимая руки к груди от облегчения и радости.
– Рейн за тобой прислал? Всё-таки прислушался ко мне…
– Ещё бы ни прислушался, – хмыкнула та, – ты, похоже, верёвки из него вить можешь, когда другие только и способны, что смотреть на дракона со страхом или обожать его на расстоянии.
Лестно, признаю. Но любопытно, как реагирует на меня народ… Нравится им всё это (если вдруг и ещё кто-то заметил мою власть над их императором, власть, в которую я сама до сих пор не верю) или настороженно и ревниво отнесутся к внезапной иномирянке?
Надо бы что-то придумать, чтобы я в глазах народа не выглядела просто той, которая родит императору сына… Я в любом случае хотела сделать хоть что-то для нового мне мира. Но делать это «что-то» и ради Рейна, чтобы его выбор жены начали уважать люди, оказалось куда приятнее и более ответственным.
В общем, размышления эти меня не подкосили и не ввергли в уныние, а вдохновили на какие-то свершения.
Считаю ли я, что достойна дракона? Не уверена… Считаю ли, что могу быть достойна? Вполне.
– А где парнишка ваш, – продолжала тем временем знахарка, – как его… Гейл? Я наслышана. Любопытно будет с ним пообщаться.
Говоря это, она уже раскладывала на столе рядом с кроватью какие-то порошки, склянки и травы. Потирала руки. Завязывала лентой свои длинные волосы, готовясь к хлопотам над болеющей женщиной и прикидывая варианты работы с Гейлом.
Милах же, наблюдая за ней очень внимательно, усиленно обдумывая что-то, неожиданно произнёс:
– Мама никогда не станет прежней, да? Я буду с мамой, но как бы без мамы?..
Я, не найдя, что ответить ему, только подступила ближе, чтобы приобнять малыша.
Знахарка тоже ничего не сказала и воцарилась тяжёлая тишина. Которую, впрочем, Милах прервал довольно быстро своим вздохом:
– Что ж… Зато она точно будет с сыном, – изрёк он и, похоже, немного успокоился, почувствовав в себе некую уверенность и стойкость.